Константин мог бы прийти сюда попозже, и тогда вероятность встретиться с девушкой была бы выше, чем в такую собачью рань. Потому что девушка, пусть она хоть десять раз репортер, а до выхода на люди уделит время марафету, проверит перед зеркалом подвижность губ под свежим слоем помады, выверит длину бровей. Женскому лицу противопоказан ранний завтрак. Новиков не искал с ней встречи — он хотел бы спокойно, вдумчиво, долго пить чай и кофе, собирать мысли в кулак, и делать это в одиночестве… А девушку он дождется, но уже в собранном состоянии. Состояние кулака…
Новиков соорудил на столешнице из темного дерева знатный натюрморт. Белый, в синеву, йогурт, вычурно желтый апельсиновый сок в узком бокале, бутерброд с постной, без жиринки, порочно розовой ветчиной на отдельном блюдце, брекетик песочного тортика на другом блюдце, имбирный чай в прозрачной чашке — все это он расставил в шахматном порядке. А яйцо в серебристом стаканчике на узкой, как лапка цапли, ножке он выставил впереди, гордым пузатым генералом в белой феске.
К завтраку он взял со стойки свежую газету, не читать, а полистать для освежения мысли. «Шорох газеты имеет магическое действие на советского человека», говаривал дядя Эдик, возражая профессору Преображенскому…
Расставив фигуры пищи на холсте, Константин не приступил к завтраку, а взялся за «Курьер». Рассеянно полистав газету, он сложил ее вчетверо перед собой и водрузил на нее генерала. Чайной ложечкой он принялся выедать белок его фески. Мыслью он старался зацепиться за предстоящее ему рискованное дело, но раз за разом срывался, как неопытный скалолаз. Ему мешали шведы, которые, как назло, принялись обниматься — хотя трудно было достоверно понять, дело ли тут в нежностях или они ищут способы удержаться в вертикальном положении, отклеившись от стенки. Новиков старался на них не глядеть. Но что сделаешь с мозгом, который тем неохотнее подчиняется дисциплине, чем больше воли от него этого требует…
Когда-то Косте довелось познакомиться с предпринимателем по имени Гундол. Гундол занимался утилизацией мусора и вдохновенно убеждал московских предпринимателей и чиновников в выгодах японской технологии переработки пластика во что-то биологически приемлемое. Шведы, мол, купили и не нарадуются. И теперь видят свою обязанность в том, чтобы во всей Европе — а Россия все же Европа, снисходительно и даже требовательно утверждал Гундол, — во всей Европе «воцарилась экология». Но партнер Константина с простым именем Вася на пальцах объяснил шведу, что хваленая японская технология придумана Яшей Хейфицем, химиком-евреем, который умотал в Японию и там стал сказочно богатым и оттого узкоглазым, но только один секрет его технологии, в сто раз лучший, он оставил на родине. «Хочешь — купи за миллиард, Гундол, — предложил Вася, по-доброму ухмыльнувшись, — мы тебе документацию раздобудем. Наших чиновников все равно не раскачать, пока гром не грянет, так хоть вас научим чистоту любить. Будет вам Мойдодыр». Швед не знал историю про Мойдодыра, но не на шутку обиделся, и после пятой рюмки — а на это дело был крепок, не то что парочка в уголке — взялся поучать Васю, что Швеция — не Россия. А Япония — подавно. Это страны повышенной ответственности. Нет такого японца, которому придет в голову намусорить на улице Токио, а любой ученик в школе дзюдо знает, что мыть пол в зале — это очищать себя. Это не Россия, где даже если находится Яша Хейфиц, то и его вышвыривают в Японию, потому что не умеют его талант применить, оценить и отблагодарить. Гундол был швед огромного роста и крепок в плечах, всю юность он провел на чистом льду хоккейного стадиона. А Вася — самой крупной в Васе была его подвижная хитрющая физиономия. Вася подсел к Гундолу и заговорил так вкрадчиво, что испугал даже Костю. Так говорят, готовя нож в рукаве. Но у Васи не было ножа в рукаве. «Ты только представь себе, Гундол, что мы с японцами знакомые давние. Дедушка мой, Василий Васильевич, встретился с их каратистами-дзюдоистами у Желтой речки, у моста, и там сошлись в рукопашной. У дедушки был приказ любой ценой не пропустить самураев, так что опоры были заминированы — и не зря, у Василия Васильевича было двадцать бойцов, а самураев — больше сотни. Те еще Фермопилы… Но мой дедушка не стал подрывать мостик. Они, эти сто, не побежали от штыковой. Они погибли все. А дед с семью бойцами остался на узком мостике через воду, ставшую красной. На пятьсот метров вниз по течению красной, Гундол… А потом янки сбросили на самураев два чистых ядерных заряда, самураи подняли лапки и с тех пор не мусорят! Так вот, Гундол, не звезди, купи за миллиард секрет Яши Хейфица и живи в чистоте, а мы уж тут сами повозимся. У нас ведь все так плохо — а почему-то так хорошо. И запомни — не мы, твари мусорящие, погубим Землю, и природа накажет не за низость, а за гордыню!»