— Сможешь? Или слабо? Мне нужно, и нужно быстро, Герыч!
— Не слабо! Можно. Только осторожно, — выдал оборотец австриец. Часто ему так говорили гости из России, когда дело шло о сделках и кредитах.
— Очень осторожно. Но раз можно, то нужно. Сегодня нужно.
Новиков положил собеседнику на плечо ладонь, чуть придавил весом. Он помнил — на том месте, куда легла рука, изображён орёл, татуировка, которой гордится Герольф. Ему почудилось, что маленький орёл на мускулистом плече постарался расправить крылья. Тогда Новиков потянул руку на себя, и, наклонившись к подоспевшему уху, шепнул в него еще что-то, что должно было разрешить сомнения и страхи австрийца и ускорить поиск изделия…
По прошествии трёх четвертей часа Константин покинул офис. Напоследок, на посошок, стременную и забугорную они выпили пулеметом, не обременяя друг друга тостами. Уходя, Новиков предложил знакомому не тревожить жену, Ленку, информацией лишней, обременительной и ей не нужной. Герольф понимающе кивнул аж три раза к ряду. А ранним вечером того же дня курьер принёс в гостиницу «Карлтон Опера» увесистую, крепко спеленатую скотчем картонную коробку, на которой был изображен современный дорогой гаджет. Айфон. С портье, принявшего передачу, курьер взял подпись и удалился. Портье, пожилой албанец, уже сто лет сидящий за стойкой в этой гостинице, взвесил на ладони коробку, думая о внуке, который уже с месяц как выпрашивает у деда такую вот модную радость. Вздохнув, портье набрал номер, в котором остановился русский. «Эти русские все ещё могут сорить деньгами», — с непонятным и неведомым иным людям и даже народам сочетанием неодобрения, зависти и восхищения сказал про себя албанец.
Когда Новиков спустился, принял посылку и положил в руку портье два евро чаевых за труды его праведные, тот улыбнулся. «Пускай сорят… Все лучше, чем бездельники австрийцы, которые владеют гостиницами, живут как рантье или как рабовладельцы Рима, а на новое кресло для старика расщедриться не догадаются»…
Костя Новиков не думал о портье. Им овладело ровное возбуждение, которое расходилось концентрическими кругами от лица по всему телу. Все шло пока по его плану, а это не могло не настораживать и не побуждать готовиться к сюрпризам в самом последнем акте. Оказавшись в номере, он извлёк из шкафа костюм. Это был новый, купленный днём костюмчик. Костюм, уложенный в полный рост на кровать, похож был на тень человека. Возле него, вдоль, вытянулся галстук. Новиков ненавидел галстуки, но знал в них толк. Так тоже бывает… В иной день вид тени с галстуком вызвал бы на его лице усмешку или ухмылку, но нынче он остался сух. Ему подумалось, что вот такой темный костюм-тень сопровождает человека в рай.
Глава 13. О том, как казнили раввина Нагдемана
Эриха Бома научил играть в шахматы испанец. Он был из республиканцев. Сталинская власть отнеслась к нему бережливо. Бережливей, чем ко многим другим. Ей, расточительной на героев советской власти, лишь одной известно, чем в данном случае была вызвана ее бережливость. Испанца не расстреляли, пусть он был командиром отряда анархистов и в одно время в Каталонии воевал плечом к плечу с Джорджем Оруэллом. Анархисту действительно повезло. После поражения Республики он сумел уйти во Францию и из Марселя на торговом суденышке, матросом, попал в Стамбул, а из Стамбула добрался до советского Азербайджана. Там он завёл жену, и, кто знает, жил бы себе да поживал, если бы не собрался снова на войну с фашистами, за Советский Союз. И повоевал с год, был ранен, а после госпиталя оказался не с женой, а в лагере, среди политических. Как-то всплыло его прошлое и припомнила советская власть ему плечо Оруэлла. А вот в лагере повезло — оказался в бараке рядом с умным человеком, литератором и шахматистом, бывшим чемпионом чего-то там важного. В Испании таких людей называли inteligente[11]. От него испанец научился воевать с фашистами в уме и в уме разрешать шахматные коллизии. А Эрих Бом, уже позже и от испанца перенял это умение.
Бом за год выучился испанскому и русскому языкам, так что в разведшколе, куда его неглупые советские начальники определили в 1947 году, ему оказалось проще обучаться, и берлинец был на хорошем счету. Наверное, это сыграло свою роль в том, что Бому удалось убедить командиров в пользе и даже необходимости испанца. Того вытащили из лагеря ещё сравнительно живым и не сильно подгнившим, так что шахматные занятия продолжились уже в разведшколе. Бом не обладал замечательным авантюрным чутьем испанца на жертвы и комбинации, зато он мастерски освоил умение упорной защиты, он терпеливо оценивал риски и искусно оберегал от набегов чужих фигур свое воинство. Русские командиры даже готовили для Бома легенду под внедрение в далеких краях чуть ли не в качестве ученика Александра Алёхина. Но передумали и нашли для него иную комбинацию. В ней ничего не пришлось выдумывать, и в этом была ее выгодная сторона.