Вскоре погреб был закончен. Мы загрузили его доверху морковью и свеклой, под руководством бывшего агронома колхоза "Красные Зори" Валентины Тимофеевой. Потом меня направили на золотой прииск, где сейчас работали многие, жадно раскапывая новую жилу. Удивительно, но никому, похоже, не приходило в голову припрятать золото для себя... большинство уже так давно жили здесь, что отвыкли от земных ценностей. А в Ладиорти - зачем отдельному человеку золото? Здесь все равно не выжить без помощи других. Конечно, если попадешь на Землю, может, это золото бы и пригодилось... но хотя все готовились к штурму Замка, в возвращение на Землю как-то не верилось... это было что-то такое заманчивое, отдаленное, почти невозможное. Мечта... Да и останешься ли в живых после этого штурма? Мне повезло - я попал на работу в сарай, где готовились золотые слитки. Помогал Рашиду, который на Земле был подручным сталевара на Зеркальском Металлургическом комбинате. Мы собирали крупинки золотого песка, плавили их в самодельном тигле и заливали в формы. Работа нравилась мне - лучше, во всяком случае, чем лопатой махать. Уставал я теперь меньше. За день через мои руки проходило такое количество золота, которое могло бы до конца жизни обеспечить, по крайней мере, одну семью. Удивительно, но это меня сейчас совершенно не трогало. Зато я с удовольствием думал о том, что на эти слитки можно будет купить оружие... очень много оружия... и лекарства. Недавно тетя Зина, повариха, умерла от воспаления легких. У нас легко становились смертельными те болезни, которые на Земле давно уже лечили. Говорят, у торговцев были антибиотики или что-то подобное... Да и много чего можно будет у них купить. Железные лопаты, например, ножи, посуду нормальную... нет, это глупость. Зачем обзаводиться здесь хозяйством, нужно только оружие - чтобы попасть на Землю. А от карросов все равно лекарства не существует. Работали мы так же - по восемь часов. С семи утра до четырех вечера с обеденным перерывом. Мы могли бы работать и дольше, но так было сделано, потому что ведь еще и армия существует, и в патруль надо ходить, и на учебу. И хозяйственные заботы существуют, которые намного сложнее, чем это может представить земной, да еще городской человек... Вскоре нам приставили в помощь пацана пятнадцати лет - Женьку. Он принимал у старателей золотой песок и взвешивал его, отмеривая для слитков равные порции. Работы у нас поубавилось, и появилось время, чтобы посидеть и поболтать иногда. Женька "проявился" всего месяц назад, позже меня. Ему повезло - он возник по эту сторону гор, и с адвантами еще не встречался. Видел, правда, их издали, во время патруля. Женька учился в девятом классе, когда попал сюда. В Граничном вообще-то была школа, но только для маленьких. По типу сельской школы - все вместе, в одном классе (впрочем, ребят школьного возраста было всего человек восемь). Женька сразу потребовал, чтобы его зачислили в "общий рабочий отряд" и даже в армию. Совет не стал возражать - нужны были лишние руки... тем более, сейчас, когда намечалось наступление, и - может быть впервые за многие годы - реальная надежда прорваться. Держался мальчик независимо, демонстративно курил самокрутки... Он жил раньше в каком-то маленьком городке в Оренбургской области. С нами разговаривал неохотно. Рашид, глядя на то, как он лихо дымит, качал головой: - Ай, ай, ну как же так можно? Был бы ты моим сыном, я бы с тебя шкуру спустил. Женька вспыхивал и молча выпускал изо рта особенно большой клуб дыма. У Рашида остались в Зеркальске жена, мать, трое сыновей, правда, помладше Женьки. По-моему, он до сих пор не мог понять до конца, что с ним произошло, поверить, что находится в совершенно другом мире... Иногда он приносил прямо в сарай какие-то обрывки бумаги, карандаш (у него было такое богатство) и просил меня: - Слушай, ты грамотный, студент, помоги по-человечески... давай напишем в Верховный Совет. Они ж должны знать, что тут такое безобразие. Ну что это, к семье не пускают... разве ж так можно? Дети без отца растут. - Куда ты писать собрался, Рашид? Какой Верховный Совет? - Ну какой... в Москве, не понятно, что ли? - Да нет никакой Москвы... Этого Рашид понять не мог. Я подходил с другого конца: - А в какой почтовый ящик ты собрался свою жалобу кидать? - Да, - Рашид задумывался, - Надо бы в других деревнях спросить, может, они знают... но надо сообщить, в конце-то концов... Нельзя же так. Женька так и не разговаривал с нами, наверное, обижался на Рашида. Но однажды Рашид был в патруле и попал под каррос. Мы с Женькой остались одни. Я уже более или менее научился всему, и лихо выполнял всю работу. На второй день случилось так, что прииск остановился - сломалась какая-то подающая машина, что ли... Мы бездельничали, но с поста не уходили - ждали, пока прииск снова заработает. В конце концов я сказал Женьке, что схожу за книжкой - я взял библиотечную книжку, Стругацких, "Стажеры", и теперь мне не терпелось дочитать... Раз уж все равно делать нечего. Я сбегал за книжкой, зашел в лазарет к Рашиду. Бедный литейщик лежал на той же лавке, где когда-то был я, и стонал почти беспрерывно. Его накрыло светом полностью, температура была высокая, Катя то и дело обтирала Рашида уксусом... Рашид открыл мутные от боли черные глаза, узнал меня. - А, Коля... ох, ты не представляешь, это ж надо, какая боль адская... так разве можно? Это же фашисты, самые настоящие, Коля... Мы же ничего им не делаем, мы еще даже стрелять не начали. Я не знал, что ему сказать. Протянул припасенное яблоко. - Вот, Рашид, пожуй, может, отвлечет немного... - Да не могу я... ничего есть я не могу. Не принимает мой живот... Слушай, Коля, а чего ты не на работе? Я рассказал о сломавшейся машине. - Ты иди, иди, - забеспокоился Рашид, - а вдруг запустят... Что там пацан один, он же не сможет. - Я к тебе зайду еще... В дверях я столкнулся с Катей. Она собралась за водой, взяла коромысло, ведра.
- Давай я принесу... Катя не отказалась от помощи. Я сбегал к колодцу, принес воды. Не заходя в лазарет, спросил Катю: - Как Рашид? Выживет? Она подумала. - Я думаю, да. Температура уже немного упала, а это хороший знак. - Он долго был под карросом? - Говорят, около минуты. Но знаешь, это все индивидуально. Все по-разному это переносят. Я отправился на прииск. Машину еще не починили, и я замедлил шаг - куда теперь торопиться-то? Вошел в "предбанник", где старатели сдавали добычу. И услышал в глубине сарая какое-то странное хлюпанье. Замер, постоял немного. Открыл дверь. Женька сидел на ящике со слитками и плакал. Увидев меня, он стал лихорадочно размазывать слезы по лицу. Я подошел, сел рядом. - Домой хочется? - Ага, - по-детски сказал Женька. - Мне тоже. - Ты с родителями жил? - спросил он. - Я только что поступил в институт. Жил у тетки, родители у меня в маленьком городке остались. - Так тебе сколько лет? - Семнадцать. А тебе пятнадцать? - Да. Я не могу, - признался Женька, - как мать вспомню... не могу. Домой хочется. Мне захотелось обнять его за плечи, но я побоялся - еще подумает, что я к нему, как к маленькому. - Сначала как-то интересно все было... все новое такое, любопытно. Пострелять дали, интересно. Армия... даже работа, и то интересно. Не то, что в школе сидеть, - Женьку словно прорвало, - А потом такая тоска взяла... не могу. И мать... она там с ума, наверное, сходит. Тоскливо здесь очень... страшно. Да, подумал я, а мне вот сразу не было интересно... мне сразу такое пришлось пережить, что теперешнее существование уже кажется раем. - Ничего, - сказал я, - скоро в наступление пойдем. - Да, - Женька вскинулся, - Уж скорее бы... лучше сдохнуть, чем тут жить. Почему-то никто не думал о своей личной перспективе выживания и попадания на Землю. Любопытно, что я и сам не думал о Земле, я думал только о том, что лучше пойти в наступление и сдохнуть. - Пошли сегодня ко мне в общагу, - предложил я, - у нас весело. В карты сыграем. Юрик иногда приходит, Громов - дзюдоист, знаешь? Он на гитаре здорово играет. - Я тоже немного умею, - сказал Женька задумчиво. - Вот здорово... завидую, у кого такие таланты есть. А я вот ничего не умею ни петь, ни рисовать, ни играть... ни стихи сочинять. Только на нервах и играю. В дверь застучали. - Эй, приемщики! Пошевеливайтесь, работа пошла!