— Господин Дурак, закажите, пожалуйста, первый же билет до Милана. Мы летим прямо сегодня.
Так. Значит, разговор будет такой, что по комму — никак нельзя. Дурак приказал секретарше забронировать билеты, а слуге — собрать чемоданчик в дорогу. Дон Фадрико не любил, когда подчиненные после перелета являлись в несвежем виде.
В Милан прибыли утром, и Дурака опять клонило в сон. Фирменный «мерседес-сентурия» с затенёнными стёклами довёз обоих до резиденции ди Сальво — высокого замка, превосходящего местную Цитадель размерами, а по слухам — и защищённостью. Во всяком случае, их провели в патио, где сеньор ди Сальво совершенно откровенно попивал на свежем воздухе кьянти — впрочем, из уважения к сотрудникам, пластиковый козырек, начисто перекрывавший доступ ненужной части спектра, был выдвинут на всю глубину дворика.
— Сейчас господин Дурак расскажет о своих открытиях, — Майснер даже чуть отступил назад, демонстрируя жестом отдаваемый коллеге приоритет. — А потом я дополню картину.
Дурак раскрыл планшетку и рассказал все, что успел узнать. Особо подчеркнув следующие пункты:
— Трюкач и Кобра, его любовница и мастер, всегда работали в паре и никогда не брали в дело и в долю никого. Все криминальные информаторы это подтверждают в один голос;
— Трюкач инициирован два года и десять месяцев назад. Плюс-минус месяц. Пребывание на открытом солнце для старшего такого возраста ведет к тяжелым травмам в первые пять-восемь минут;
— Трюкач никогда не имел дела с серебром. Следовательно, он понятия не имеет о каналах сбыта. Следовательно, он украл это серебро для кого-то;
— Два с небольшим месяца назад Трюкач наследил на Украине, в городе под названием Екатеринослав. Его напарница, любовница и мастер Милена Гонтар была там схвачена и приговорена к смерти. И вот тут самое интересное: Трюкач убил её, чтобы избавить от мучений, убил, прорвавшись на городскую площадь к помосту для казней. Но не в одиночку. С ним был боевик подполья из ликвидированной накануне группы. После этой героической эскапады оба скрылись в неизвестном направлении. Оба объявлены в розыск Европолом, милицией Украины, милицией ЕРФ, европейским, а также региональным и российским управлениями СБ. Да, в Екатеринославе Трюкач тоже действовал после восхода солнца.
Дурак протянул патрону чип с данными.
Последние два пункта, взятые вместе, давали картину достаточно однозначную — удачная генмодификация или спонтанная потеря симбионта. Удачная спонтанная потеря. В обоих случаях Трюкач несомненно станет — если уже не стал — объектом очень плотной охоты. И если охотнички доберутся до Братиславы, то… В общем, пан Дурак был очень рад, что должность Майснера занимает Майснер.
— Я вас понял, господин Дурак, садитесь, — кивнул ди Сальво. — Ваша очередь, господин Майснер.
Австриец щелкнул замком планшетки.
— Информационный узел в Братиславе вскрыли. Нет, — Майснер повернул ладони параллельно земле. — Коллегу Дурака не в чем упрекнуть. Я бы и сам не заметил. Я целенаправленно искал следы взлома — и мои специалисты далеко не сразу их нашли. Им никто не сливал информацию. Они пришли — и взяли. Если вас интересует мое мнение, то наш груз не был целью операции. Он был шагом в ней. Прикрытие. Вы понимаете, о чём я?
— Трюкач работал на подполье, — кивнул ди Сальво. — Любому подполью нужны деньги, а биотехнологиями они интересуются примерно так же, как и мы.
— Это… — медленно сказал Майснер, — самый удачный для нас вариант. Потому что есть ещё два… — Теперь в паузы можно было забивать клинья. — Видите ли, группа, которую частично уничтожили на Украине — это те люди, из-за которых я теперь работаю с вами.
Дураку расхотелось спать. Резко. Рывком. Те самые люди, из-за которых Майснер остался без работы. Те, кто убил Литтенхайма. И это значит… что они связаны — очень тесно связаны — с какой-то из региональных служб. Возможно, с тем же Волковым — у того в аппарате есть как минимум один данпил. Правда, делали его, кажется, в Штатах, но… Но это не важно. Важно то, что мы не можем их искать. Мы не можем их искать, потому что контрабанда биоматериалов — одна из немногих вещей, которые Аахен не потерпит. Нас сожгут всех. Нам затем и оставили визитную карточку — портрет Трюкача. Чтобы мы поняли — и заткнулись.
— Да, я тоже об этом подумал, — согласился дон. — Крайне неприятная ситуация. С одной стороны, мы не можем расследовать это дело. С другой — не можем оставить его безнаказанным. Конечно, господин Дурак позаботится о мерах безопасности. Схема исчерпала себя. И вообще, господин майор узнал слишком много. Господина Режняка мы можем перевести куда-нибудь из Братиславы, дав понять, что мы оценили его лояльность, а вот господин майор — не из нашей структуры. Пока у нас не будет безупречной схемы, следует свернуть все дела в этом направлении — и уже вам, господин Майснер, придется подумать, как сделать, чтобы за это время нас не вытеснили с рынка. С подпольем я связываться не хочу. Но вот если нам случайно удастся найти господина… — ди Сальво посмотрел на русскую фамилию бандита и чуть скривился, — …господина Трюкача, то я бы хотел, чтобы его взяли и доставили ко мне живым. Произошедшие с ним изменения — это очень, очень интересно. Само по себе.
Яхту спустили со стапелей так же торжественно, как обвенчали Энея с Мэй. Подвели катки, сняли с кильблоков крутобокое диво цвета темного янтаря — и спустили на воду. Все было честь по чести — Мэй грохнула о борт бутылку шампанского, остальные пятнадцать бутылок не заметили, как опустели. Конечно, Стаху и Хеллбою все это было на один зуб — но Игорь заранее привез из Гданьска ящик виски и бочонок мерло. Яхту назвали «Черная стрела». Игорь предлагал «Черная жемчужина» — в честь Малгожаты и, так сказать, судна-прототипа, но Мэй воспротивилась, а о прототипе, как оказалось, никто ничего не знал. Остановились на «Стреле».
Не успели отмаяться вторым похмельем — как Хеллбой заявил, что расслабляться рано, опять вывесил на дереве брезентовый мешок с песком и велел Антону набивать руку. В течение первого получаса Антон разбил кулаки в кровь и выбил кисть из сустава. Что его даже слегка обрадовало. Не из-за передышки. Просто появилась уважительная причина не подходить к компьютеру.
Правда, исключалась и работа, о которой Антон думал с удовольствием — поднятие парусов. Он с таким трепетом предвкушал поход под парусом — и вдруг оказалось, что они даже мачту ставить не будут — проделают весь тур на моторе: слишком много в команде неопытных моряков. Костя и Игорь сейчас как раз возились с топливными баллонами. Эней крепил разобранную мачту и гик вдоль борта.
— Ты что, с ума сошел? — удивился он, когда Антон подошел со своим ранением. — Тебя как учили бить? Как ставить кулак? Сколько раз повторять, что тыльная сторона кулака должна составлять с предплечьем одну прямую линию?
Продолжая говорить, он взял Антона за пальцы и резко дёрнул. Антон не был готов и не успел рефлекторно напрячь руку. Прилив острой, но мгновенной боли — и сустав со щелчком встал на место.
— Давай перевяжу, — Эней спустился вместе с Антоном в кубрик, он же камбуз, кают-компания и медпункт, открыл ящик и достал эластичный бинт. — Не тревожь руку сегодня и завтра, отрабатывай хидза и маваси, как я тебе показывал. А послезавтра — без остервенения.
— Андрей, — вдруг спросил Антон, — а как тебя… работать учили? И почему? Почему он тебя вообще взял?
— Он меня взял, потому что… — Эней бинтовал туго, но так, чтобы рука сохранила подвижность. Умело бинтовал. — …Мне деваться было некуда. Я на два года был младше тебя, когда моих родителей… потребили.
Он наложил последний виток бинта, закрепил застежкой, присел на край стола. Плечи опустились.
— Я в футбол пошел играть. Вернулся домой — а там…