— Не вопрос. И кракена тоже не существует, — увидев выражение лица Кости, Эней засмеялся. — Падре, я тебя наколол. К-куррва. Эмоциональный маятник, я знаю. Через полчаса начну депрессовать. Давайте сделаем это, ребята. Давайте сделаем это быстро.
— Пока кракен не вылез, — заключил Игорь.
— Тем более, — страшным шепотом добавил Эней, — что он — есть.
— Тем более, — согласился Игорь. — Увидишь летающий вэн — не волнуйся. Он точно будет.
Макс Горовиц не очень-то любил Кёнига. Кёниг был звездой эфира — локальной, гамбургской — но все-таки звездой. Именно бригаде Кёнига доставались все сливки — фестивали, международные конференции, премьеры, курьезы. Горовицу же часто случалось, проведя два часа на каком-нибудь пожаре, слышать потом: «Извини, Макс, так получилось, но твой материал не попадает в сетку…» — и довольствоваться скромной ссылкой где-то внизу экрана, в разделе«…и другие события недели».
Поэтому когда информатор Кёнига позвонил на студию в смену Макса и рассказал, что какой-то головой ушибленный водитель слетел с развязки на Бецирксаммт-Эйсбюттель и приземлился в универмаге, Горовиц поднял бригаду так быстро, как не всякому пожарнику удаётся. И не пожалел. Уже на подъезде стало видно, что ограждение проломлено — а на кристаллическом фасаде торгового центра зияет огромная — на две грани — угловатая дыра.
— Чёрт, — сказал Джо Земски, оператор. — Чёрт. Это же не авария.
Макс кивнул.
Полицейские еще не подтянулись, а вот машина с красным крестом уже торчала возле торгового центра. Зевак было, для ночного времени, много. Движение на эстакаде затормозилось, водители толпились у ограды, рассматривая проломленную секцию и дыру в фасаде.
— Так, — распорядился Макс, — Пока нет копов, ты, Джо, сними это дело сверху и снизу, ты, Берта, поищи старые съемки центра, а я пойду побеседую с зеваками.
Найти очевидцев оказалось не так-то легко. Все больше попадались зеваки второго разлива — «еду мимо, вижу — дыра». Но терпеливым везет. Одна из машин на трассе стояла не потому, что водитель вышел погалдеть, а потому что двигаться никуда не могла. Въехала в ограждение. А въехала потому, что хозяин, любитель погонять с отключенным автопилотом, на долю секунды потерял управление. Ну а потерял он его потому…
— И тут этот ваш фургон вылетает на встречную, разворачивается на ней и как ломанёт…
— Вы считаете, что водитель был в сознании и действовал намеренно?
— Да намеренней некуда. Ровненько, как по ниточке. Его не заносило даже — вот я и засмотрелся.
— Вы не могли бы описать машину?
— Ну, ваш же фургон. Ваших цветов. И надпись — «Глобо»…
Горовиц произнес про себя длинную фразу, которую никак не мог бы сказать в эфире. Ему нужно было увидеть, кого вынесут из здания. Кто это так свихнулся.
— Скажите, я могу использовать эту запись для передачи? — спросил он водителя.
— Да конечно. Тут, кстати, снитч летал — может, дорожники весь этот полет и засняли… меня точно засняли, как я бортик поцеловал, звонили уже.
Горовиц и Джо бегом спустились с развязки. Полиция внизу уже натягивала желтую ленточку, «Скорой» не было. Макс повторил фразу, которую нельзя было выдать в эфир — теперь уже вслух.
— Это кто-то из дневной смены, — сказал Джо. — Знаешь, может, это Клаус. У него что-то было с его бойфрендом…
— Да хоть с овцой, — Горовиц показал на лавирующий между машинами белый фургон с наклейкой канала АТ-1. — Если они дадут это в Сеть раньше нас, позора не оберёмся.
И тут его комм засигналил.
— Это я, — сказал тот же мальчишеский голос. — А почему вы меня не нашли? Я договорился с водителем «Скорой», он сказал своим, что спустила шина. Тот парень уже никуда не торопится. А сколько вы нам заплатите?
— Как обычно, — автоматически ответил Макс. Нечисть его знает, сколько этот жлоб и жмот платит информаторам. — А вы где?
— Могли бы и накинуть, — явно для проформы обиделся паренёк. — Ловите.
На экране вспыхнула картинка.
— Это направо. Я знаю этот проулок, — сказал Джо.
— Проехать можно?
— Можно.
— Йон, — Горовиц перешел на бег. Рисуемая воображением картина «АТ-1 первым запускает репортаж о самоубийце из „Глобо“» придавала ему прыти. — Заводи машину. Сейчас мы узнаем, кто это учудил.
Когда он вскочил в кабину, машина была уже готова рвануть с места. Увидев в зеркало заднего обзора, как Берта втаскивает Джо внутрь и закрывает двери, Йон вдавил педаль газа в пол.
На самом деле, этот рывок далеко их не уволок — они скатились с трассы в город и всё равно потеряли время, объезжая скопления машин внизу. Но почему-то казалось, что так быстрее. Скорая стояла в проулке на задах торгового центра. Кто-то, видимо, водитель, возился у заднего колеса.
— Привет, — из тени выступил мальчишка. Козырек бейсболки и комм-визор прикрывали лицо так, что виднелись только губы. — Он в машине на носилках. Мы вас не видели.
Макс кивнул, нырнул в кузов, отбросил с лежащего на носилках тела простыню в пятнах крови — и обомлел. Перед ним был клоун. Волосы крашены флуоресцентной оранжевой краской, лицо — флуоресцентной же белой, и только щель рта да две четырёхлучевые звезды, две черных дыры — глаза — рассекают эту жемчужную белизну пятью штрихами.
А потом рука клоуна поднялась и Макс увидел еще одну черную дыру — дуло револьвера.
— Привет, — сказал клоун, садясь. Теперь глаза были открыты, и выглядели еще страшнее. — Ты — Макс Горовиц. Мне нужен ты и твой фургон. Разинешь пасть — застрелю.
Голос шел не изо рта, а откуда-то сбоку.
«Ларингофон. Синтезатор», — сказала какая-то часть Макса. «Не может быть!» — кричал кто-то ещё, а самая главная извилина удовлетворенно прошипела: «Все. Кёнига никто никогда не крал. Это уже не репортаж. Это сенсация из долгоиграющих. Это книга».
— Это водка, — продолжал террорист, заводя руку куда-то под носилки. — Сейчас ты будешь пить. Мне нельзя, а ты будешь. Стаканчики вон.
Стаканчики действительно торчали в зажиме на стене — попить экипажу и болезному клиенту. А из-под носилок действительно появилась водка. Макс сглотнул и посмотрел в сторону своего фургона.
— Они тоже пьют, — даже синтезатор не скрыл того, что клоуну весело. — За моё и твоё здоровье. Только они выпьют больше.
У водки был скверный металлический привкус. А вдруг они что-то туда добавили? Но если бы хотели убить, убили бы… А вдруг они хотят не просто убить? Кажется, с водкой все в порядке. Кажется, металлический привкус был… просто страхом.
— К… то вы?
— Drogenqualitaetskontrollenkomission, — серьезно сказал клоун. — Ваш сегодняшний клиент имел bad trip. Мы принимаем меры.[22]
— Наш?
— Вашей шефини. Эллерт.
— Она… торгует наркотиками?
— Она их раздаёт даром. Подрывает рынок.
— Ч-то… что теперь? — Макс решил, что один из них спятил. И это пока не он.
— Теперь сидим, ждем, — двери уже захлопнули снаружи, и Макс не знал, что сейчас делают с его людьми.
— Чего?
— Пока тебе не станет хорошо. А мне — плохо.
Плохо… Это же он, наверное, вогнал машину в здание… Как жив остался? И для чего, зачем, что, что они хотят свалить на «Глобо»? Наш фургон, два наших фургона… Два.
— Ч-что вы с ними сделали?
— Ничего, успокойся.
Макс успокоился. Ещё проще говоря, ему стало все равно. Страх растаял от того, что в животе всё ярче разгоралось солнце. Он посмотрел на свой живот — и хохотнул.
Дверь открылась. Кто-то в чёрной маске прошелестел:
— Пошли.
Клоун мотнул головой — на выход. Макс выбрался из машины — и обнаружил, что почва под ногами нетверда. Его вернули в родной фургон. В «скорую» загрузили Джо, Йона и Берту. Мальчишки уже нигде не было видно.
— Они все живы, — прошелестел тот второй. — Фургон останется здесь. Их найдут, не волнуйся.
— Куда… меня?
— Домой. В гнездо. В студию.
Макс не поверил — но ему было безразлично. Он покорно сел обратно в фургон — и с ним рядом… какие-то люди в форменных куртках «Глобо». Он не видел лиц. А когда видел — не мог на них сосредоточиться. Все расплывалось. Все-таки не страх, все-таки что-то они мне вкатили.