– Зачем ей оставаться в Замке? Почему бы ей не поехать на день вместе с Джоном, с тем чтобы вернуться обратно? Столько лишнего беспокойства только для того, чтобы показать ей Замок...
Но он даже не стал ее слушать. Вежливо напомнил о долге гостеприимства перед их родственницей и о том, что вся семья должна проявлять о ней подобающую заботу. Поездка в Маласпига все-таки состоялась, и старая герцогиня чувствовала себя крайне утомленной. Около получаса она пролежала в постели, а ее роза стояла в стакане на туалетном столике. На вечер была уже приготовлена другая роза, завернутая во влажную тряпицу и фольгу. Она повернула голову на подушках – все, чем она пользовалась, было вышито или отделано кружевами. И так было всю жизнь. Утонченность вкуса она считала неотъемлемым качеством истинной аристократки. Ничто грубое, за исключением мужской руки, не должно было касаться ее тела. Задремывая, она думала о своей невестке Франческе и скульпторе; чувственные воспоминания прошлого, навеянные перешептыванием в комнате Франчески, сладострастно изгибали ее губы. Она не могла представить себе свою невестку в роли любовницы. Не могла представить себе, чтобы это холодное лицо было запрокинуто в жадном ожидании поцелуя. Но ведь никто не знает и не понимает этой женщины; никто даже не потрудился изучить, что она собой представляет в действительности. У нее нет и не может быть детей, поэтому Алессандро ее покинул, – вот и все, что о ней думают люди. Но может, теперь, став любовницей молодого человека, она обретет наконец желанное спокойствие.
Покой герцогини нарушил неожиданный стук в дверь. Это был ее сын. Она приподнялась на подушках и улыбнулась ему. Она всегда улыбалась мужчинам, даже если их появление не очень ее радовало.
– Надеюсь, ты не слишком измучилась, мама? Ты поспала?
Он сел возле нее на постели и взял ее руку. Обычно он был очень скуп в проявлениях своих чувств, и этот жест удивил ее. Она не испытывала особого удовольствия от его прикосновения, но все же не убрала своей руки. И ей было любопытно знать, чего он хочет. Он очень хорошо знал, что она устала, потому что она пожаловалась на утомление сразу же по приезде; и он также знал, что стоит ей прилечь, как она засыпает.
– Немного устала. – Она ласково ему улыбнулась. – Как мило с твоей стороны, что ты пришел меня проведать... Я вижу ты уже успел переодеться.
Он был в темно-голубой бархатной куртке, с шелковым шарфом на шее. Возможно, ревность Франчески не так уж и беспочвенна. Он очень хорош собой, просто удивительно хорош.
– Где кузина? – спросила она. – У американцев не принято переодеваться перед ужином. Они считают это старомодным обычаем.
– Я ей объяснил, что у нас так принято. Это ее не удивило. Я хочу, чтобы ты обещала мне кое-что, мама.
– Да? – Стало быть, вот зачем он пришел.
– Будь, пожалуйста, поласковей с Катариной. Сделай так, чтобы она чувствовала себя как дома, спокойной и счастливой. Я очень хочу этого.
– Тогда тебе не стоило привозить ее сюда. Это неподходящее место, чтобы соблазнять женщин, мой сын. Тебе следовало бы это знать.
Он отпустил ее руку.
– То, что ты говоришь, мама, в твоих устах просто неприлично.
Мать пожала плечами; брильянты в вырезе ее халата ярко блеснули в электрическом свете.
– Я слишком стара, чтобы быть ханжой, – сказала она. – И, конечно, слишком стара для семейных сцен. Ты что-то замыслил по отношению к этой девушке, Сандро. Если ты не хочешь ее соблазнить, то что же у тебя на уме? Ты никогда не вел себя так с другими девушками – зачем ты привез ее сюда, в Замок? Зачем просишь меня, чтобы я была особенно с ней приветлива, как будто я не знаю, как вести себя в собственном доме? Что происходит между вами – вы уже любовники?
– Нет. Мы не любовники. Я только хочу, чтобы ей понравилось ее пребывание здесь, в Замке. И надеюсь на твою помощь.
– Сядь, – быстро сказала она. – Я не хочу, чтобы ты уходил от меня обиженный. Я сделаю все, что ты хочешь, caro. Я только хочу, чтобы ты был счастлив. И готова тебе всячески помогать. Но я должна тебя предостеречь. Эта девушка не похожа на других. Те понимали твое положение. Она – нет. Она может доставить тебе много неприятностей. Подумай хорошенько, прежде чем с ней сближаться.
– Ты не понимаешь, мама, – ласково ответил он. – Но это неважно. Просто выполни мою просьбу. Будь с ней поприветливей. Потому что я прошу тебя об этом. Увидимся внизу.
Когда Катарина вошла в небольшой салон, ей показалось, что там никого нет. Она нервничала, ожидала, что случится что-то важное. Ее комната была вся наполнена цветами. Безошибочно угадывалась рука Алессандро – все это были запоздалые бледные розы. Уже войдя в салон, она услышала какой-то шум за спиной и резко обернулась. Между ней и дверью стоял высокий старик: до ее появления он сидел слева от двери, оставаясь незримым для всех входящих. Он был почти так же высок, как Алессандро, с красивой головой, покрытой густыми седыми волосами и увенчанной древней феской с шелковой черной кисточкой. Он не шевелился, стоял и смотрел на нее, и на его патрицианском лице было запечатлено детски застенчивое ожидание. Катарина подошла к нему и протянула руку.
– Дядя Альфредо? – Он кивнул. – Я ваша кузина, Катарина. Очень рада вас видеть.
Он просиял, как будто его вдруг озарило солнце. Откинул назад голову, в нелепой феске с болтающейся кисточкой, и громко засмеялся от восторга. Взяв ее руку, он наклонился и поцеловал ее, а затем и пожал.
– Для меня большое удовольствие видеть вас, дорогая. Очень большое. Алессандро рассказал мне о вас. Но он забыл упомянуть, какая вы красавица. Вы очень напоминаете мне... никак не могу вспомнить кого. Неважно. Неважно. Присядьте, пожалуйста. Замечательно. Извините меня. Я сейчас вернусь. И мы немного поболтаем. Прежде чем спустится вся семья. Прежде чем она попытается отослать меня в мою комнату.
Улыбка сбежала с его лица, он нахмурился, но это лишь придало ему трогательности.
– Я ненавижу ее, – сказал он просто. – Но Алессандро не дает меня в обиду. Я сейчас вернусь...
Катарина подошла к креслу у камина и села. Через мгновение дверь отворилась, вплыла старая герцогиня, облаченная в темно-зеленое бархатное платье, за ней следовал Джон Драйвер.
На заднем плане; у двери, она увидела Альфред о ди Маласпига. Увидела – и поняла, откуда происходит его прозвище. Он уже заменил феску британским тропическим шлемом.
Ужин, это был долгий торжественный ужин, подавали в маленькой каменной комнате, которая не изменилась с пятнадцатого столетия. Единственной уступкой современности был электрический свет, струившийся на великолепные готические гобелены. Они ели при свечах; лакей, который встретил их по приезде, – сейчас он был одет в белую ливрею и перчатки, – ставил на стол блюда и обслуживал ужинающих с неторопливостью, которая действовала Катарине на нервы.
Она огляделась; лица, которые она увидела, казалось, принадлежали другой эпохе. Алессандро, как средневековый принц, сидел во главе стола, наблюдая за всеми присутствующими и уделяя ей особое внимание; дядя Альфредо, улыбаясь вежливой старческой улыбкой, беседовал с Джоном Драйвером; она испытывала угнетающее чувство нереальности происходящего, как будто играла какую-то роль в шараде. Беседа была общая, самая тривиальная, большей частью о местных жителях и непонятных ей событиях и делах. Она заметила, что эксцентричный старик исподтишка наблюдает за ней: разговаривая с Драйвером, он бросал на нее быстрые взгляды, тут же отворачиваясь, если она поднимала глаза. У нее сложилось впечатление, что его психика в куда менее неуравновешенном состоянии, чем могло показаться стороннему наблюдателю. В нем чувствовался скрытый ум, его живой взгляд отнюдь не соответствовал старчески отрешенному выражению его лица. Когда все встали из-за стола, он подошел к ней с ничего не выражающей улыбкой, она тоже улыбнулась, и он спросил: