# Сейчас на встречах, я слышу, говорят: какой был рай, вот раньше все 70 лет был рай. Я спрашиваю, сколько вам лет? Выясняется: 50, 45 или 40. А я — со средины 20-х годов помню всё. Я помню неповторимую — уже жестокую — атмосферу середины 20-х годов. Я помню кошмарное начало 30-х годов, которое казалось смертью мироздания, обвалом нормального мировосприятия. Рушились все представления о человеческих отношениях. Вот тогда — 15 миллионов выселяли лучших крестьян, кормильцев, хлеборобов, бросали на телеги в мороз двухлетних, трёхлетних младенцев с семьями и высылали. И мне кричат из аудитории: то было время войны! Когда, говорю, войны? в 30-м году? Ошалели. Вот так мне ответили: «то было время войны»! На войну списали. А — после войны? А в 48-м году? Кто из вас слышал — я спрашивал во всех аудиториях — кто из вас слышал о секретном указе Сталина в 1948 году: женщин, ибо мужчин не осталось в колхозах, женщин, не выполняющих норму трудодней, ссылать в Сибирь! Никто не слышал. Правильно, мы его опубликовали только два года назад в нашей серии «Исследования новейшей русской истории» (в сборнике документов «Крестьянство и государство»). Никто не слышал, и никто не знает. Была замечательная райская жизнь.
# Спрашивают, как я отношусь к сегодняшним властям. Кто слышал мои вступления систематические по телевидению — знают: похвальных слов от меня ни сегодняшние властители, ни обстановка не получили, как не получали и прошлые. Три дня назад в Самаре на телевидении была передача: я отвечал на телефонные вопросы зрителей. Меня спрашивают: ну вот придут коммунисты к власти, как вы будете себя вести? А я говорю: а так же. Вот как я вёл себя до изгнания, при коммунистах, как я вёл себя сейчас, после возвращения, так пойду и дальше. Буду говорить то, что думаю, что мне кажется полезным для страны, — пока мне рот не заткнут, пока передачи мои не удушили. Я в них говорю большей частью и в основном — о наших пороках, о беззаконии, о промахах, о несправедливостях. И предлагаю ряд конструктивных путей. Что делать с землёй, с образованием, с профсоюзами, как исправлять избирательную систему, как развивать земство, народное самоуправление, — вот это всё нам нужное.
# Тут записка, спрашивают: по «Архипелагу ГУЛАГу», если бы вас в архивы допустили? Ах, да, если бы допустили. Архивы чуть-чуть приоткрыли в 1991 году, испугались, — и тут же прикрыли. Всё, конец! нету! И дальше, что ни спросишь, — «сожжено за отсутствием исторического интереса», — понимаете, сожжено. Архивов так быстро не откроют. Для этого нужны очень большие, глубокие общественные изменения. Я просил показать мне 100 томов моего дела — как за мной следили в течение многих лет, — «сожжено за отсутствием исторического интереса», вот так.
# Когда спрашивают, что же молодёжь наша может делать, скажу: молодёжь должна быть в первых рядах установления народного самоуправления. По 12-й статье нашей Конституции — статья существует уже 2 года и не действует — народное самоуправление гарантировано, и оно не входит в систему государственного управления, так написано. Я сейчас езжу, главным образом, по тем областям, где есть опыт земства или начала земского движения. Нынешняя наша система выборов — это всё та же количественная система, и она не помогает выстроить народное самоуправление. Народное самоуправление в России строилось по качественному признаку и называлось земством, это слово существует уже шесть веков. Земство действовало ещё до Иоанна Грозного. Потом оно работало, и совсем неплохо, в александровское время. Кто-то из историков здесь упомянул, что земство имело недостатки, — правильно, и бывало на него административное давление, правильно. А надо стремиться, чтобы земство было абсолютно внеполитично, внепартийно и вненационально. Это — самоуправление всего населения данной местности. То есть каждый, к какой бы нации ни принадлежал и каких бы убеждений ни придерживался, входит в земство ради блага своей местности, ради повышения качества жизни, и работает в нём, но ни в коем случае не как представитель своей партии; он может быть и оставаться — это его частное дело — членом своей партии, но партийных целей в земство не вносить. И в наше александровское земство не вносились партийные дрязги до самой роковой войны 1914 года. Так вот, земство строится по качественному признаку, это значит так: на низшем уровне, вот, например, в Самарской области, выбрано больше тысячи сельских старост. Сельские старосты выбираются количественным голосованием, потому что в сёлах единообразное население. Волостные правления (волости — это сельсоветские округи) тоже могут выбираться так, на волостных собраниях. Но уже в районе так выбирать нельзя. В районах, и в малых городах, и в частях больших городов нам надо научиться, продолжая русскую традицию и воспитывая себя, — как создавать представительства по качественному признаку, то есть чтобы представлены были все социальные группы и все профессиональные интересы, существующие в данном районе, в данной местности, — учителя, инженеры, железнодорожники, чиновники, рабочие, врачи, пенсионеры, — и представлены были бы не формальной пропорциональностью своей численности, не прямым количеством голосов, нет, не так, — а сложным учётом интересов каждой группы и вклада её в строительство местной жизни, так, чтобы никто не был обижен несправедливо. Так и в самом земстве выборные должны приходить к решениям не арифметическим подавлением друг друга, а взаимным убеждением. Земство будет строиться долго, долго, и упаси нас Бог возлагать на него политические задачи — тогда оно просто станет ещё одной партией, а у нас сегодня, по последним данным, — уже 250 партий. Это партии-болтуны, это партии, не имеющие никаких корней в нашей истории, никаких корней в провинции, созданные на московских кухнях и уже выторговавшие себе 50% мест в Государственной Думе. Это обман народа, это несправедливость, потому что, если кто-то вскочил в партию, — он сразу имеет преимущество на выборах перед простым кандидатом, преимущество ничем не оправданное и никаких благ избирателям не несущее.