– Неудивительно, что ты проспала 24 часа.
– Мне нужно, чтобы ты понял, что я смирилась с тем, что сделала. Может быть, это делает меня действительно ужасным человеком, но я думаю, что мир стал лучше, потому что все эти люди мертвы.
– Я согласен, – он провел рукой по моим волосам. – И я не думаю, что это делает нас ужасными людьми.
– Просто мстители-убийцы.
– Может быть, – он улыбнулся своей идеальной улыбкой и пожал плечами. – Если ты не против, то и я не против.
– Я в порядке.
– Хорошо.
ГЛАВА 41
– Спасибо, – поблагодарила Корделия и взяла у меня папку.
Мы сидели на полу в её кабинете, и она продолжала яростно печатать на своем компьютере. Я собрал ещё одну стопку бумаги в папку. Текст был слишком размытым, чтобы я мог его прочитать, но я всё равно мог помочь разобраться с двухфутовой стопкой файлов.
Помимо пары миллионов, Лука также прислал несколько книг. Никаких бухгалтерских книг и ничего, что имело бы реальную ценность для судьи. И уж точно ничего, с чем могло бы помочь правительство. Только имена. Десятки имен женщин, их детей и их семей как здесь, так и в России. Всех женщин, которых мой дядя отправил сюда для эксплуатации.
Что означало, что после официального прекращения моей работы у Корделии Монтгомери я теперь работал в фонде «Терезы Монтгомери. В основном в качестве переводчика в женском приюте в поместье Монтгомери.
Корделия несколько дней консультировалась со своей командой. Несколько женщин решили вернуться в Россию, но большинству из них не к чему было возвращаться, что, в первую очередь, сделало их легкой добычей. У некоторых здесь были большие семьи, и фонд позаботился об их индивидуальных потребностях. Но большинство женщин были молодыми и незамужними. Некоторым из них по закону ещё даже не разрешалось пить. У некоторых из них были дети от какого-то мудака, который платил пятьдесят баксов за быстрый трах на заднем сиденье фургона.
Ничто из этого не было хорошим.
Но Корделия в мгновение ока превратила семейное поместье в семейный приют. Она хотела, чтобы они были вместе. Таким образом, они могли, по крайней мере, сохранить небольшое сообщество, которое они построили, под контролем моего дяди. Особенно потому, что горстка из них ни капельки не говорила по-английски, и именно здесь я и пригодился.
– Надеюсь, ты звонишь с хорошими новостями, – Корделия наклонила свой ноутбук, предположительно, так, чтобы звонивший мог видеть меня, сидящим рядом с ней.
– Привет, ребята, – раздался из динамиков голос Амани. – У меня действительно хорошие новости. Документальный фильм о дяде Виктора выходит в эфир в воскресенье. Я только что видела окончательный вариант, и, похоже, мы полностью в безопасности. Виктора отодвинули на второй план в стиле “о, у него есть племянник, занимающийся спортом”, а ты лишь мельком упомянута как девушка Виктора.
– Отлично, – сказала Корделия и улыбнулась мне через плечо. – Похоже, Сайлас нашел свою историю.
Помогло то, что смерть моего дяди привлекла много внимания в новостях. Даже те, кто никогда не слышал о Петре Ельчине ещё две недели назад, вероятно, уже изучили его статью в Википедии. А это означало, что Сайласу было гораздо интереснее изучать Петю, чем Корделию.
Пока в новостях продолжали сообщать, что Лука застрелил своего отца и с тех пор бежал из страны, меня всё это не волновало. Корделия просто заслужила покой.
– И, – сказала Амани. – Мы должны воспользоваться этим шансом и поговорить о женском приюте. Это прекрасно впишется в документальный фильм. Ты можешь сделать официальное заявление. Вероятно, мы сможем попросить Сайласа сделать съемку.
– Нет, – сказал я, прежде чем Корделия успела опомниться.
– Прошу прощения? – ответила Амани.
– Я сказал “нет”.
– Теперь ты говоришь от имени Корделии?
– Нет, не говорит, но он знает женщин в приюте лучше, чем кто-либо другой, – Корделия потянулась, чтобы сжать мою руку. – Если он говорит ‘нет’, значит так тому и быть.
– Речь идет не только о приюте, речь идет обо всём фонде. Я имею в виду, что мы просто пытаемся взять под контроль ситуацию с нашим центром во Флориде. Хорошая реклама того, что вы собираете осколки после смерти Петра Ельчина, действительно улучшила бы наш имидж.
– Мне всё равно, – сказала Корделия. – Это не рекламный трюк.
– Я знаю это, – усмехнулась Амани.
– Я также не собираюсь делать политическую карьеру, Корделия наклонилась вперед, положив руку мне на колени. – Этим женщинам не нужно видеть моё лицо, которое будет напоминать им о том, через что они прошли. Они хотят двигаться вперед, и наша работа – помочь им в этом. Фонд не рухнет, если мы не получим прибыли от документального фильма. Мы не обанкротимся. Мы просто продолжим работать. И мы никогда не ставим рекламу выше потребностей людей, которым помогаем.
Я позволяю своей руке скользнуть вверх по позвоночнику Корделии, останавливая её между лопатками. Просто молча предложить ей свою поддержку, даже если она, возможно, в ней не нуждается.
– Я знаю, это может показаться тебе грубым. Мне жаль. Я согласилась на видео-кампанию, потому что это влияло только на меня, и это дало нам шанс помочь ещё большему количеству женщин. Ты великолепна в том, что делаешь. Но ты работаешь не на меня. Ты не работаешь даже на администрацию фонда. Ты работаешь на женщин, которые нуждаются в нашей помощи.
– Верно, – Амани с другой стороны экрана громко сглотнула. У меня почти не осталось сочувствия к ней после того, как я стал свидетелем того, как вся эта кампания сказалась на Корделии. – Мне очень жаль.
– Всё в порядке, – сказала Корделия и откинулась назад, беря меня за руку. – Если ты хочешь поговорить об этом подробнее, мы можем назначить встречу на следующей неделе.
– Я подумаю об этом, – сказала Амани. Компьютер издал негромкий писк, означающий завершение разговора, и Корделия прислонилась ко мне.
– Она повесила трубку? – спросил я.
– Да, – вздохнула она и опустила голову мне на плечо. – Она не выглядела счастливой.
– Ты поступила правильно, – я поцеловал её в макушку, вдыхая её сладкий летний аромат. – Я знаю, это было тяжело.
– Спасибо. И спасибо, что сказал ‘нет’. Ты действительно хорош в этом, ты знаешь? – она откинула голову назад и быстро, невинно поцеловала меня. – Все девочки в приюте без ума от тебя.
– Без ума?
– Такой красивый. Такой милый. Такой внимательный. Всегда знает, что нужно сказать. Никогда не повышает голос, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
– Хм, – я ткнулся своим носом в её. – Почти как будто у меня есть многолетний опыт обращения с женщиной со сложным прошлым.
– Ты никогда не справлялся со мной, – усмехнулась она и выпрямилась.