Закатами Эджелла.
Песчаными Айви.
"Дорогая Ким. Тебе всегда удавалось ускользать от классификаций. Ты болела тем, у чего нет названия. Не азарт, но его отсутствие заставляло делать новую ставку. Это навязчивое желание обрести всё, чем ты не владела, привело туда, где ничего нет".
Ветер поднимал обрывки букмекерского блокнота, листы которого пожелтели, а записи в нём, обведенные красным, почему-то исчезли. Я стоял на краю пирса, считая удары в груди. Каждый импульс - ложный рассвет. Разряд. Ложный рассвет. Разряд.
Пристань закипела, вздымая волны к моим ногам, но спустя мгновение поутихла.
Однажды Джейми бегал по дому, точно выпрашивая наказание. Ты же сняла трубку и спросила у своего приятеля, сколько мы задолжали. Любое поражение считалось общим провалом, ведь так устроены нормальные семьи. Они поровну делят доходы, постель и детей. Я не мог знать, что тысяча долларов на Очевидного Аутсайдера - всего лишь часть какого-то бесчеловечного плана.
Скрытые Намерения всегда подводили нас к пропасти.
Инструктор Бенджамин бессимптомно паразитировал в позвонках.
"Дорогая Ким. Мои послания лишены эпистолярной романтики. Они кодируются и подвергаются анализу, теряя в пути минорный шарм. В них нет запаха, почерка и формы. Нет в них и томительного ожидания ответа. Я запрашиваю отчеты о доставке, но не получаю желаемого".
Мы видели, как Малыш Освальд рухнул на землю. Наездник не пострадал, но жеребец, спустивший в канаву несколько жизней, сломал ногу и странным аллюром побрёл в стойло. Хромое животное в тысячах миль от нас. От меня и Фэйрвью-Лаун, которому не хватало плит, чтобы пометить могилы.
Приравнивая год к минуте, я умещал каждую из бед в предложение и взбирался по тропинке, ведущей к парковке "Хай Энда". Тогда послышался знакомый стон чаек. Камни впивались в тонкую подошву и пронзали стопы резкой болью, ненадолго возвращая меня в сознание. Подобно Рокантену я ощущал приливы тошноты и ненависти в собственном бессилии.
"Дорогая Ким. Всё выцвело. Я расхожусь по швам и во времени. Непрочный бинт, натянутый поверх растяжения миокарда в череде паронимов; натянутый простынями лицемерных решений, отпущенных твоими губами и пронумерованных моими обидами. Я бью в камертон, чтобы сверить сознание с реальностью. Колебаний становится меньше".
Я стучал в дверь, но окна "Хай Энда" давно погасли.
Лишь вывеска над моей головой и маяк вдалеке соединяли мысли кратчайшим маршрутом: утром люди вернутся, а та официантка узнает меня.
Я сел в собственный "Краун", припаркованный, как мне казалось, еще вчера напротив забегаловки, и включил радио, чтобы не уснуть. Вероятно, не осталось такой музыки, которую не опошлила своей смертью моя дорогая Ким.
Сообщение доставлено.
Сообщение доставлено.
Сообщение доставлено.
Сообщение доставлено.
Сообщение доставлено.
БЕСЦВЕТНЫЕ ИЗ УЭСТОН-КРИК
Этот парень катил перламутровую коляску,
полагая, что в ней спит его ребёнок.
Но никто не спит. Никто.
Мы сидели в эпицентре усталого города, наблюдали за тем, как бесконечно чернеет аспидный асфальт, вдыхали мглу осени и влажной травы Уэстон-Крик. Эдвард не различал цветов, как я не отличал людей: монохромные и сутулые, точно ветер ломал им хорды и ронял их взгляды на обувь. Неуютно, но привычно - делать вид, что выцветший парк - размазанная по тонкой бумаге сиена, могильная тишина в беседе - всего-навсего момент, когда можно оглядеться. А люди всё куда-то шли, толкая маленькие кареты со своими генами домой или в лес, сгоревший дотла прошлой зимой. В июне. Тогда умерла Кори, тогда же погиб и Эдвард, которому казалось, что дождь вот-вот пройдёт, тучи расплывутся в лазури, и его серое Всё станет едва серебристым. Эдди помнил, что небо синее. Ведь я постоянно заводил этот ключик в спине: одни вещи темнее других, потому как у них есть оттенки.
***
Всё произошло обыкновенно и просто. Как это случалось с миллионами внимательных, неопытных, но аккуратных девочек. Кори ответила на звонок. Выбоина. Руль рванул влево, подушка безопасности сломала её гладкое личико, а вонзившийся в салон мотор порвал бедренные артерии. Ничего не полыхало, немного парило из-под капота, мигрируя запахом вскипевшего антифриза на запад, а измятая дверь выдавливала кровь девушки на разметку.
Жёлтая лента. Скорая ненужная помощь.
Марево одной трагедии расползалось по шоссе объективами, патрульными, случайными таксистами, замершими в нескольких метрах от удара; голубями, порхавшими неподалёку в закате Стромло - его опалённых крон. Эдвард стоял немного поодаль, прижав руки ко рту, ловя молитвы и крики в ловушку вспотевших пальцев. Он знал, что Кори мертва, и чувствовал: внутри идёт снег, ожигающий наледью сердце и лёгкие, вбивающий в альвеолы кристальные гвозди, что мешают дышать. Гипоксия, потеря сознания, страх и тусклые цветы палаты госпиталя на окраине Даффи, пришитого к торговому центру "Колман Корт", словно почка - одна из двух имеющихся, но не столь важная.