И отсюда все пошло наперекосяк.
Не то чтобы он первый раз видел меня голой сверху, но в ту же секунду, как я сняла бюстгальтер, меня словно ударило осознание, что мы с ним оба в одних трусах, и что обратного пути нет. Мне стало нехорошо где-то в районе живота, и я почувствовала себя так, будто ужасно хочу писать. Я была в ужасе и, оторвавшись от поцелуя и посмотрев на Скорпиуса, поняла, что он тоже. На самом деле он выглядел так, будто сейчас расплачется. Я почувствовала себя немного виноватой, как будто я вынудила его на это, что смешно, конечно, потому что было видно, что он и сам хочет этого. Доказательство того упиралось мне в ногу. Но все равно, даже, несмотря на то, что мы оба этого хотели, это не становилось менее страшным. Так что, чтобы избавить нас обоих от страданий, я решила взять контроль над ситуацией; в конце концов, сам Скорпиус ни за что в жизни не решится взять над чем-то контроль.
— Тебе надо снять трусы, — сказала я, отступив на шаг, чтобы мы не стояли слишком близко, и скрестив руки на груди (и для того, чтобы показать свою власть, и чтобы прикрыться).
Скорпиус с неуверенностью на меня посмотрел, и на секунду у меня появилось ощущение, что его сейчас стошнит. Наконец он пробормотал:
— Хорошо, — но все равно понадобилась еще минута, а может и двенадцать минут, чтобы он, наконец, послушался и стянул их.
У меня два младших брата и несколько двоюродных, так что не то чтобы я никогда не видела пенисов раньше. На самом деле несколько видела, учитывая, что моя бабушка, к несчастью, считала нужным беречь воду, а потому когда-то заставляла нас принимать ванну одновременно. Ну и добавьте к этому тот факт, что у меня в родственниках пара мальчишек, которых можно было бы назвать эксгибиционистами. В любом случае, я никогда не видела это раньше вот так, ну знаете, поднятое и все такое. Я не знаю, я думала, это будет хоть немного попривлекательнее и посимпатичнее, но на самом деле это было просто кошмарно. А еще очень пугающе. Это должно туда влезть? Даже учитывая мой логический и научный склад ума, я не могла представить себе, что это возможно. Я даже сейчас не понимаю, как это получилось.
Скорпиусу было неловко, конечно, я его тут не виню, если бы меня кто-то вот так стоял и разглядывал, пока я стою полностью и абсолютно голая, мне б, наверное, тоже было бы неловко. Я не уверена, что у меня было особо ободряющее выражение лица, так что, думаю, и это не делало все лучше. У него заняло минуту или две, чтобы набраться храбрости сказать мне:
— Ну, наверное, тебе тоже нужно твои снять?
Его вопрос вернул меня к реальности, и я перевела взгляд на более приличное место. А еще он заставил меня паниковать. Я быстро покачала головой.
— Нет, пока нет, — уверена, он хотел запротестовать, но я не дала ему такой возможности. Я заторопилась, сказав так быстро, как могла:
— Нам, наверное, лучше лечь.
Он посмотрел на меня так, будто я спятила:
— Лечь? — спросил он. — На пол?
— Ну а что ты думал, мы будем делать? — сварливо спросила я, заставляя себя смотреть ему в глаза, сдерживаясь от того, чтобы снова посмотреть на эту его штуку.
Он выглядел сконфуженным и немного пожал плечами:
— Я не знаю, я думал, может, стоя…
Я уставилась на него.
— Стоя? Боже, Малфой, я не проститутка!
Он внезапно стал бледно-розовым и уставился на пол.
— Извини, — пробормотал он.
Он выглядел так неловко, что мне стало его жаль, и я не стала наезжать на него за то, что он предложил сделать это стоя у стены, как какие-нибудь дворовые личности. Вместо этого я взяла его за руку и села на пол, потянув его за собой. Я ничего не говорила, а просто попыталась лечь, изо всех сил стараясь не выглядеть глупо. Он остановил меня, и я с любопытством смотрела, как он тянется к своим сброшенным джинсам. Когда он достал палочку, я подумала, что он хочет нанести еще одно противозачаточное заклинание, хотя мы оба уже это сделали (даже дважды, на всякий случай), но нет. Вместо этого он сотворил мягкое хлопковое одеяло и осторожно его расстелил.
— Тебе не нужно лежать на грязном полу, — тихо объяснил он, стараясь избегать меня взглядом, когда отошел, чтобы дать мне место улечься.
Я не знаю почему, но этот простой поступок едва не заставил меня расплакаться. Определенно я была чересчур на гормонах, но это была одна из самых милых вещей, что для меня делали. Я не могла этого сказать, но это действительно так много значило для меня, что он даже подумал об этом, что он на самом деле думает о том, что мне нужно. Я совершенно уверена, что немногие шестнадцатилетние мальчишки подумают о чем-то вроде одеял, когда им предстоит в первый раз заняться сексом.
Одеяло было мягким и чистым, и я почувствовала себя немного легче, когда осторожно откинулась на нем. Я посмотрела на Скорпиуса и была рада, когда он присоединился ко мне. Я поцеловала его — намного нежнее, чем в прошлый раз — а он поцеловал меня в ответ, медленно и мягко. Я знала, что все хорошо, потому что честно могла сказать, что он заботится обо мне. И этого было достаточно.
— Я думаю, что ты красивая.
Он прошептал это так тихо, что я почти не уверена, что слышала это. Но когда я посмотрела на него, я поняла, что правильно расслышала. Он смотрел на меня так серьезно, что не было никакой вероятности, что он лжет. Все в нем было настолько искреннее в эту секунду, что мои глаза действительно немного увлажнились.
— Я просто… — он сглотнул и облизал губы — определенно он более чем перепуган. — Я просто хочу, чтобы ты знала. Я думаю, ты самая красивая девушка во всем мире, и ты самый умный человек, которого я когда-либо встречал, и…
Я поцеловала его, прерывая его сбивчивую речь. Он был настолько нахер милым, что я просто хотела убедиться, что он настоящий. И он был. И когда он поцеловал меня в ответ, я ему поверила. Я действительно почувствовала, что он правда думает, что я красивая, и что я так сильно ему нравлюсь. И я немного успокоилась и просто позволила себе наслаждаться тем, каково это — с ним целоваться. Я почти забыла, что мы собираемся заняться сексом, пока он, наконец, не оторвался от меня и не уронил свой лоб на одеяло рядом со мной.
— Роуз, — сказал он, и его голос казался почти задушенным. Он неловко надо мной поерзал. — Я… Мне надо…
— Хорошо, — сказала я, удивленная тем, что мой голос звучит так же придушенно. Я не думала заставить его действительно это сказать. Я чувствовала, что он и так уже сконфужен сильнее, чем должен был быть хоть один человек в мире. Я отодвинулась, чтобы освободить бедра, а потом опустила руки и неловко начала снимать оставшуюся деталь одежды. Конечно, мои трусики зацепились за лодыжку, так что стало еще неудобнее, и мне пришлось все-таки сесть и стянуть их, из-за чего мне захотелось умереть. А Скорпиус смотрел на меня так, будто я что-то самое потрясающее на свете. Я не уверена, что возможно еще гуще покраснеть, чем я покраснела тогда, но он не обратил внимания или не заметил.
И вот мы так сидели — оба полностью голые. И Скорпиусу понадобилось выбрать самые романтические слова на свете, какие можно было сказать. Как и следовало ожидать.
— Я не знаю, что делать.
И вся нежность и мягкость предыдущих минут тут же вылетела в окно, и я закатила глаза, раздраженная тем, что из всех слов на свете, которые он мог сказать, он выбрал: «Я не знаю, что делать». Нахмурившись, я снова откинулась на одеяло и с выжиданием посмотрела на него снизу-вверх, уже больше совершенно не волнуясь о том, что я полностью обнажена.
— Да просто воткни это туда.
Оглядываясь назад, это уже кажется почти смешным. Почти. Такого не было ни в одной из моих книг, — чтобы было сказано так прямо — но что еще я должна была сказать? Я не собиралась призывать пергамент и перо и рисовать ему гребаную схему. Хотя, наверное, должна была, потому что у него определенно не получилось с первой попытки.