Я мудро избегал писем от родителей, конечно, потому что был уверен, что они жаждут пробить во мне новую дырку. Несомненно, их проинформировали, что это я был основной движущей силой этой великой забастовки, и я более чем уверен, что они не остались довольны этими новостями. Они снова выступили против всего идиотским единым фронтом, но какая разница, правда. Проще говоря, это значит, что папа теперь, наверное, согласится меня подержать, пока мама будет убивать меня голыми руками.
Но мне плевать. Они ничего не смогут сделать. Что сделано, то сделано, и ПАУК закончены. Это последняя ночь года, и завтра мы уедем домой, навсегда — ну, или до следующей недели, когда они привезут нас назад на церемонию выпуска (и я не уверен, что большую часть нас на нее пригласят). Но оценки, которые мы могли получить, ничего не значат, и мир не сможет их против нас использовать. В итоге выиграли все.
И потому осталось много времени для вечеринок.
Вторая половина года несколько поумерила мои привычки развлекаться. Когда у тебя постоянная девушка, то меньше возможностей сходить выпить или покурить чего-нибудь незаконного да поболтать с другими девчонками. Ну а теперь, когда меня бросила моя первая и единственная девушка, я думаю, не будет вреда, если я восполню упущенное, так ведь? И не то чтобы я даже старался. Девчонки сами сбегаются ко мне толпами, и мне даже ничего не надо делать.
Так как это последний вечер года, все в настроении повеселиться. ПАУК закончился, СОВ закончился, все последние экзамены закончились, и теперь не осталось ничего, кроме как потрахаться и повеселиться. И я совершенно точно намерен как следует повеселиться. Повсюду проводятся разные вечеринки, но лучшие всегда в Гриффиндоре, конечно, потому что у нас самый расслабленный декан, который всегда предпочитает посмотреть в другую сторону, когда дело доходит до подростковых гулянок. Здесь полно ребят из других факультетов, конечно, потому что, как я говорил, это лучшая вечеринка, и это все знают.
Эллиот принес немного замечательной травы, которая определенно не из теплиц Невилла, и он замечательно и туго скрутил ее для нас, чтобы поделиться. На вкус отлично, очень свежо и совершенно крышесносно. В прямом смысле. Не понадобилось много времени, чтобы ощутить эффект, и цвета комнаты начали сливаться вместе, словно прекрасная радуга.
— Когда я буду думать о школе, именно эту ночь я хочу вспоминать, — громко сказал Эллиот, и мы с интересом посмотрели на него. Он медленно и долго затянулся, а потом широко улыбнулся. — Этой ночью нам ни о чем не нужно беспокоиться, все, что нам нужно — это как следует потрахаться.
Все засмеялись и согласно закивали, и Дэниэл Блантон схватил Полли Блейк и начал тискать ее, как сумасшедший, прямо перед всеми. И так везде и повсюду — кругом почти все целуются и тискаются, а те, кто этого не делают, смеются вместе со своими друзьями у бутылочки огневиски.
Брэмптон прочитал мои мысли и достал свою бутылку.
— Давайте напьемся, — серьезно сказал он, и в его глазах уже видны последствия нашего предыдущего веселья. — Это последняя ночь, когда мы видим всех этих девчонок, в конце концов.
И мы выпили. И еще выпили. Глоток за глотком, и мы выпиваем без особых проблем. У меня на самом деле не такое уж и плохое настроение, как ни удивительно, учитывая, что я в последнее время немного прибит тем, что Кейт решила меня бросить. Но я из-за всех сил стараюсь не думать о ней. Я просто хочу наслаждаться этой ночью и повеселиться с друзьями. И не думать о девчонках, которые злобны, жестоки и которым насрать на мои чувства. И мать вашу, я уже пьян. Но я продолжаю, только заставляю себя смеяться вместе с парнями и не думать о Кейт Милтон и обо всем, что я больше не смогу с ней делать.
Но тут оказалось, что она здесь. Прямо передо мной. Я не могу поверить, что она действительно пришла на эту вечеринку.
Она выглядит такой же красивой как всегда — волосы растрепаны, и ее неоново-желтые брючки выглядят так, будто спадут в любой момент. Ее тушь размазалась под левым глазом, и лак на ногтях сколот, наверное, потому, что она недавно полностью обрезала ногти.
И она выглядит просто потрясающе.
Это забавно, что один только ее вид делает с моей головой (и моим членом, к слову). Просто взглянув на нее, мне хочется сделать что-нибудь этакое драматическое — броситься к ее ногам и молить о прощении. Грустнее всего, что я бы это сделал, если бы думал, что это поможет. Но это не поможет. Кейт меня теперь ненавидит, и она дала это ясно понять, постоянно посылая меня нахер, нафиг, к черту, и да, пойти, убиться об стену. Так что, я думаю, ее чувства ко мне сейчас предельно очевидны.
И, может быть, именно поэтому я ее так ужасно хочу.
Это странно, но я слышал, что ты всегда больше всего хочешь то, чего не можешь получить. Осознание того, что она меня и вторым взглядом не удостоит, не то, что трахом, заставляет меня сходить с ума от жажды и нужды. И я абсолютно уверен, что мне следует уехать в Сибирь, или куда-то так же далеко, чтобы она никогда там не появилась, чтобы я мог хоть каким-то образом сохранить свою гордость. И спасти свой член от пытки, постоянно наблюдая ее в пределах видимости.
Сейчас она облокотилась о стену и болтает с каким-то парнем по имени Дерек, который, наверное, думает, что он невероятно крут, потому что смог заставить такую девочку, как Кейт, с ним поболтать. Он не знает, конечно, что единственная причина, по которой она с ним говорит, это потому что знает, что я вижу, и хочет заставить меня ужасно помучиться. Она пьет какую-то красную жидкость, и то, как ее губы кокетливо обхватывают соломинку — само по себе самое жестокое и невыносимое наказание. Это отнимает весь оставшийся во мне самоконтроль, чтобы не пойти к ней, схватить за плечи, толкнуть к стене и начать целовать ее до полного бесчувствия.
К счастью, я могу себя сдерживать.
Возможно, большей частью потому, что Мишель Фостер держит меня за руку и пытается оттащить к ее друзьям — наверное, для оргии или чего-то вроде, не знаю. Проблема в том, что как бы приятно не звучало слово «оргия», это все равно не так возбуждающе, как было бы сбежать с Кейт, целовать ее ярко-красные губы и прикасаться к ее растрепанным волосам. Определенно я потерял все самоуважение, что имел, и теперь, оказывается, превращаюсь в полного педика. И самое худшее, что я даже не могу заставить себя из-за этого волноваться. Меня это больше не напрягает, что смешно и страшно одновременно.
Боже, ну почему я все всегда нахер хреначу?
Ведь не то чтобы я не предупреждал ее. Я очень четко сказал ей, что шансы на то, что я буду хорошим бойфрендом, стремятся к нулю. Конечно, я думал, что потеряю ее потому, что трахну какую-нибудь другую девчонку или типа того, а не потому, что она думает, что я ребенок. Это напрягает меня, кстати, потому что я никогда не просил ее быть моей матерью. Я никогда не просил ее обо мне заботиться, так что не понимаю, почему ее дергает, что я все еще веду себя как ребенок (по ее мнению). Ее не касается, согласно какому возрасту я себя веду, потому что она не несет за это ответственности.
— Пойдем, поиграем вместе, — говорит Мишель голосом, который, как я предполагаю, должен был быть «кокетливым и милым». На самом деле не так. Она звучит как дура и так же выглядит, хлопая ресницами в чересчур очевидной попытке флирта. Хорошо, что она симпатичная, ведь ничего другого в ней нет. Но она хорошенькая, действительно хорошенькая. У нее длинные темные волосы и очень темные глаза, выглядит почти экзотично. Вообще-то, я предпочитаю блондинок.
Она оборачивает руки вокруг моей шеи, прежде чем я это понимаю, и теперь я внезапно держу на себе весь ее вес, потому что она вообще-то здорово пьяна и не держится на ногах. Чтобы там Эллиот не скрутил, это должно быть по-настоящему круто, потому что я неровно держусь на ногах, а ведь я не так уж и много выпил.
— Я рада, что ты один, — мерзко воркует Мишель, глядя на меня своими ониксовыми глазами и прогибаясь в моих руках, которые сейчас обернуты вокруг ее талии, чтобы она держалась прямо. — Мне больше нравится, когда ты один.
— Тогда, теперь я тебе должен ужасно нравиться, — нет причин плакать о потерянном, по крайней мере, так моя мама всегда говорит. Когда это я нахер начал слушать свою маму?