В пустом двухэтажном доме тихо и темно. Только в прихожей горит тусклая лампочка, запрятанная в оранжевый абажур с золотистой бахромой. Дурацкий цвет, Шэрон выбирала – ему он никогда не нравился. Можно наконец-то выбросить. Теперь можно, хоть всю мебель – взять и вынести на помойку. Можно и нужно. Завтра.
Его новая жизнь начнётся завтра.
Сегодня Патрик сидит на диване и развлекает себя тем, что крутит туда-сюда ручку-выключатель у старенькой, ещё отцовской, магнитолы.
Щелчок-тишина, щелчок-тишина, щелчок-тишина…
Как давным-давно позабытый метроном из детства отмечает промежутки времени равномерными ударами.
Щелчок-тишина, щелчок-тишина, щелчок-тишина…
Как выстрелы из «Тимбервульфа» с глушителем. В дурацких фильмах про шпионов их еле слышно, в реальной жизни они резкие, сухие. Как сейчас.
Щелчок-тишина, щелчок-тишина, щелчок-тишина…
Патрик подходит к окну, прижимается лбом к стеклу, вглядывается в темноту.
Снаружи одиноко бродит февраль. Снежный, холодный, горький… Бесконечный. Тянется как прокисший кисель. Кажется, сто лет прошло, а всего лишь середина месяца.
Патрик должен радоваться, но ему тошно. Апатия накрутила все круги ада и навсегда застряла на девятом. Если бог всё-таки существует, у него должно быть отменное чувство юмора: надо же так подгадать – заключительное слушание в их долгом разводе назначить именно на День святого Валентина. Как в насмешку: люди в этот праздник находят свои половинки, Патрик же обрёл свободу. Долгожданную и пустую. Бессмысленную.
Их брак с Шэрон не развалился, не сгорел, не стал ни для кого неожиданностью – он был фатальной ошибкой с самого начала. С того самого дня, когда, вернувшись после учёбы в родной городок, Патрик узнал главную новость Риверстоуна: у Ирэн и Райана совсем скоро родится первенец. Счастливые родители даже имя ему выбрали – Майк, в честь отца Райана.
Патрик не сомневался ни секунды – в тот же вечер позвонил увивавшейся за ним последние полгода смазливой блондинистой сокурснице и пригласил на свидание. А ещё через полгода по его глупости она стала миссис Шэрон Худ и переехала к нему в Риверстоун.
Единственное хорошее за все девять лет супружеской жизни, что им удалось вместе сделать, это Скотти. И, слава богу, судье хватило ума назначить единоличную опеку над сыном ему, Патрику. Из Шэрон на удивление получилась не только плохая жена, но и никчёмная мать.
Почему-то казалось, что стоит от неё избавиться, жить сразу станет легче. Появятся желание и силы. Но Патрик опять ошибся. Или нет, не ошибся. Он знал, что так будет, просто позволил себе купиться на опасную иллюзию. Снова. А теперь, когда она разлетелась ошмётками прямо в лицо, страхи и одиночество обступили его со всех сторон плотной стеной, схватили за горло ледяной рукой и не дают дышать.
Патрик должен сейчас праздновать. Только не с кем и негде. Единственный друг вряд ли в состоянии разделить радость вместе с ним – для Грегори развод что-то сродни апокалипсису, да и пить ему всё равно нельзя. Он уже лет пять пытается завести ребёнка, жена ни за что не отпустит его на попойку. А единственный бар в городе как назло принадлежит Райану с Ирэн.
Патрик сильнее прижимается к холодному стеклу, как будто пытается разглядеть что-то в темноте. Закрывает глаза. Вспоминает. Наверное, у него с Ирэн никогда не было шансов. Ни с маленькой соседской кудрявой девчонкой в смешной клетчатой юбке, со съехавшими гармошкой на худых ногах красных гольфах, ни с угловатым подростком с непослушной копной волос, ни с хорошенькой девушкой в светло-жёлтом платьице-футляре. Он всегда был для неё слишком взрослым, неуклюжим, незаметным и удобным. Не то что упакованный адвокатский сынок или его дружок, этот сероглазый дрыщ-выскочка. С ними она водила дружбу, в них влюблялась, за них мечтала выйти замуж. И ведь вышла. Даже приглашение на свадьбу ему в Ванкувер прислала. Неужели, правда, надеялась, что он приедет?
Патрик открывает глаза и внимательно следит за падающими снежинками. Интересно, Ирэн в курсе, что сегодня было последнее слушание? Наверняка. Но вряд ли позвонит поинтересоваться, как всё прошло. В их отношениях роль верного пса и заботливого друга принадлежит ему. Вполне справедливо – это ведь его угораздило влюбиться в неё: сильно, глупо, безнадёжно. Навсегда. Ирэн знает об этом со школы, но много лет успешно делает вид, что всё давно в прошлом. Теперь они друзья и соседи. Всего лишь.
Патрик может прийти сейчас к ним: набросить пальто с шарфом, перебежать через заснеженный пустырь, подняться на скрипучее крыльцо, постучаться. Его выслушают, ободряюще похлопают по плечу. Скажут, что всё наладится. Всё ещё обязательно будет хорошо. Даже чая нальют и угостят яблочным пирогом с корицей – он у Ирэн получается волшебным. Шэрон тысячу раз брала рецепт, пытаясь повторить, и всё без толку. Так и не научилась.