- Встаньте! - пророкотало над головой, Вьюн подчинился. - Теперь вы - лесной люд, вы - деревья, часть Леса, а Лес - часть вас самих... - староста говорил и говорил про то, что женщины, заботливые и плодоносящие - это земля. А мужчины, стойкие и несгибаемые - деревья, что бросают семена в землю...
Но Вьюн не слушал. Не мог. Его взгляд приковала спина стоящего рядом паренька. Но не в самой спине, залитой кровью и зельем, было дело - рана, оставленная каменным ножом, быстро, очень быстро на глазах затягивалась. Прошло совсем чуть-чуть, и вместо сочащегося кровью мяса остался чуть неровный белый шрам. Нет, просто пятно над небольшой выпуклостью, шишкой, как от укуса шершня. И шишка шевельнулась, перекатилась буруном изнутри!
Из ступора Вьюна вывели тяжелая рука, сжавшая плечо, и громогласный голос старосты:
- ...поросль, отныне и до срока носи имя Бук - твёрдый, несгибаемый.
"Вот и получил имя. А что, мне нравится!" - улыбался про себя Бук, бывший ещё мгновение назад Вьюном. Двое остальных вьюнов получили имена Падуб, и Тис.
В костры подкинули смоляных дров, и в ночной воздух взвились мириады искр. Община от мала до велика радовалась, обсыпая вновь именованных цветами и листвой. Но действо ещё не закончилось. Нет.
Староста в который уже раз поднял руку, призывая к тишине:
- На рассвете вам предстоит отправиться в Путь. Поодиночке. Лес станет всматриваться в вас, а вы впитывать Лес, - Первоцвет понизил голос. - На исходе третьего дня вы вернетесь в общину, либо сгинете, ибо это воля Леса... - наступило молчание. Староста обвёл взглядом всех собравшихся. Кто-то отвёл глаза, а кто-то наоборот - глядел с вызовом. Но таких было мало...
- Никто не знает исхода Пути, лишь Лес, - нарушил молчание Первоцвет. - Бук, Тис, Падуб! Перед уходом оставьте побеги своих жизней в плодородной земле! На всё воля Леса! Да будет так вовеки!
- Да будет так! Мужчина - древо. Женщина - земля! - дружно скандировали все от младенцев до стариков, провожая трёх парней и девятерых девушек, одетых в мешковатые, с головы до пят закрывающие балахоны, в Длинный дом старосты.
Бук шёл по лесу. Пока простой рощице скрученных невиданной силой в спираль вязов и плакучих ив. Где-то невдалеке громко звенел ключ, или даже несла воды мелкая речка. Её слышно, но не видно в высоком подлеске. Лес будто вымер, не возились в кронах птицы, не жужжала мошка, и не стрекотал кузнечик. Мёртвая тишина, и лишь журчание воды, скрежет округлой, трущейся друг о друга гальки на перекатах ввинчивался буром в уши, пробирая до самых кишок. Бук ускорил шаг, отводя в стороны низкие ветви и перескакивая через мелкие овраги, пригибаясь до самой земли, перелезая через валежник, двигаясь всё быстрее, наращивая темп, пока кусты и ветки не стали хлестать по лицу, сдирая сучьями кожу и цепляясь за одежду. Бук сорвался на бег.
Он бежал без оглядки, не чувствуя от усталости ног. Кровь из десятков и десятков царапин стекала по подбородку на грудь, пятная вышивку на льняной рубахе. Огненный ком стал подступать в боку, постепенно перекатываясь выше, не давая ступить и шагу. Остановился, но легче не стало. Справа будто камнем что-то упиралось в рёбра, не вздохнуть. Бук медленно побрёл, стало отпускать, остановился - опять плохело.
Ватная, до звона в ушах тишина, давила неподъёмным камнем. Ручья больше не слышно, лишь сердце громом бухает в голове, эхо подхватывает этот звук, и теперь сердечный стук мечется от дерева к дереву, путается в кронах и... опять тишина. Вдруг треск впереди. Под чьей-то неосторожной ногой сухо щёлкнула ветка.
- Эй, кто здесь?! - крикнул Бук незнакомцу. Это был человек, определённо. Зверь либо бесшумно крадётся, его не услыхать, либо шумно бежит прочь, не разбирая дороги и ломая кусты. Парень пошёл на звук. Шаги незнакомца стали ускорятся и удаляться быстрей и быстрей, срываясь на бег.
- Постой! - крикнул Бук вдогонку, но тот не послушал. Впереди послышался смех и знакомый приглушённый голос. Слов не разобрать.
- Мама, это ты? Где ты?! Постой! - из глаз хлынули невольные слёзы, Бук схватился за торчащую из земли сухую жердь и оцарапал ладонь.
- Посто-ой! - крикнул он вслед матери, и голос потонул в густом, невесть откуда взявшемся тумане. Это была она - Бук уверен. Она, мама...
Бок вновь налился тяжестью, а грудь обожгло огнём, захотелось пить. Но Бук упрямо шёл, вытирая грязным кулаком невольные слёзы. А когда стало совсем невмоготу, попросту полз, сдирая в кровь руки и колени... Кусты разошлись, впереди забелела стена сухого камыша с тёмными головками. Бук, собрав силы, сходу проломился через заросли и оказался на открытом пространстве.
Его с рождения окружали деревья, росшие плотно или чуть поодаль друг от друга. Поляна же внушала дикий ужас своей безжизненностью. Пусто, значит мёртво. Лес, не терпит пустоты... Бук вдруг ощутил себя козявкой, мелким мурашом, покинувшим такой тёплый и знакомый муравейник под берёзой.