А вот кто первым вернулся… Солнце гремело в голове Валерыча багровым колоколом, и он, усевшись на колючую траву, начал вспоминать, чтобы отвлечься от жажды и перегрева, — кто же тогда вернулся и вел ли себя подозрительно. Кажется, все-таки собаководы. Да, точно, они, и казались вполне нормальными, хоть и перепуганными. Они вернулись вечером следующего дня, когда недоумение дачников перешло в смятение. Выбраться пытались через лес, потому что в поле Найду выволочь не удалось, она отчего-то очень протестовала. Пришли собаководы грязные, исцарапанные, раздувшиеся от комариных укусов и оцепеневшие какие-то — наверное, от усталости. На вопросы отвечали вяло. Одна овчарка была радостная: она ведь вывела, справилась. А хозяева рассказали, точнее из них буквально клещами вытянули, что в лесу они заблудились, никакой дороги не нашли, попали в непролазную чащу. И всё ходили, ходили кругами, возвращаясь на то же место, а потом велели собаке искать дом. Ночевать пришлось под деревом, хорошо, что лето. Они надеялись, что услышат машины или реку, и иногда вроде бы слышали что-то, но везде оказывался лес. Это рассказывал муж, печальный и бородатый. И поглядывал на жену, а та молча кивала. Возвращение произвело на вьюрковцев гнетущее впечатление. Тем более что супруги уходили в строго заданном направлении — к дороге, по компасу.
Вернулся строитель — правда, неизвестно, был это первопроходец или кто-то из отправившихся его искать товарищей. В ответ на расспросы молчал и непонимающе хлопал глазами. Вернулся Никита Павлов, который пытался покинуть Вьюрки через поле, привязав к забору кончик бельевой веревки, а с собой взяв оставшийся моток. Веревка довольно быстро кончилась, и Никита пошел по ней обратно. Вернулся мокрый от пота и в твердом убеждении, что коттеджи, пока он к ним шел, не приблизились ни на метр, а веревка странно подергивалась. Вернулся приятель Валерыча, Витёк, хотя лучше бы не возвращался… А вот Аксеновы пропали бесследно, и компания студентов, неудачно приехавшая на шашлыки и рвавшаяся обратно на учебу, пока не отчислили, тоже ушла неизвестно куда. И Саня, который должен был Валерычу тыщу. Кажется, именно после Сани дачники начали исчезать регулярно: уходили с отчаяния кто в лес, кто в поле, надеясь, что именно их ждет единственная верная дорога или что пропавшие на самом деле нашли выход в мир, от которого скрыла Вьюрки неведомая аномалия. На общих собраниях председательша пыталась проводить переклички, но все быстро запутались — кто пропал, а кто еще до исчезновения выезда уехал или не приезжал вовсе, — и в документах была неразбериха.
А еще пропала Наргиз. Но уже по-другому.
На расписание дня детей Бероевых происходящее во Вьюрках не имело никакого влияния. И по-прежнему Наргиз водила их утром и вечером гулять — круг по улицам, потом на реку, где была детская площадка, и домой.
Вечером Наргиз с детьми не вернулись вовремя. Света Бероева, решительно шлепая тапками, обежала поселок и спустилась к Сушке, где и обнаружила мальчиков, задумчиво покачивающихся на качелях.
— А где Наргиз? — с облегчением обняв детей, спросила Света.
Старший показал на реку. Буроватая вода лениво ползла вдоль зарослей осоки, неся на себе водомерок и уток. Неуклюже сплетенная гирлянда из желтых водяных цветов свисала с ближайшего куста — ребятишки, наверное, постарались. Никаких признаков Наргиз на берегу не было.
— Купается?
Мальчики замотали головами. Света позвала Наргиз раз, другой и, не дождавшись ответа, поспешно увела детей. Наргиз с тех пор никто не видел.
Никто не пытался покинуть Вьюрки вплавь или на лодке. Вода, как дополнительное препятствие на и без того обросшем загадочными трудностями пути, смущала дачников. Хотя они не сразу поняли, что река стала другой. То есть она, как и лес, и само дачное товарищество, сохранила видимость прежней, с комарами и рыбьими шлепками, но тоже приобрела странные посторонние свойства. Вьюрковцы еще долго не решались к ней приближаться. Только значительно позже подтянулись за добычей пара глухих дедов-рыбаков и чудаковатая девица Катя, тоже поклонница рыбалки, которая всем образом летней своей жизни вызывала у Валерыча вопросы.
К Наргиз, когда она еще была, тоже возникли вопросы у Тамары Яковлевны и ее подруги Зинаиды Ивановны. Обычно они вечерами смотрели по телевизору передачи про народные средства, родовые проклятия и порчу. И вот, когда в день исчезновения дороги драгоценный телевизор показал серую рябь, опечаленные пенсионерки, все обсудив и взвесив, решили, что это обиженная Наргиз прокляла Вьюрки каким-то восточным проклятием. Предположение было не более странным, чем происходящее вокруг, и старушки даже ходили к Наргиз прощупать почву. Они потом говорили, что интересовались очень деликатно, но Светка была иного мнения и объявила, что вот, дощупались до того, что затравленная Наргиз бросилась в Сушку и теперь детей оставить не с кем. А может, просто уплыть решила от Светки и бероевских щенят, когда закралась в голову мысль, что она теперь к ним навеки прикована, подумал Валерыч, глянул вверх в надежде увидеть хоть одно облако, способное затенить полыхающее солнце, — и увидел странное.