Поскольку планово-экономическая деятельность фактически не велась, меня определили в бухгалтерию, сжавшуюся к тому времени в несколько раз. Работы у бухгалтеров было и вправду немного: амортизация стареющих фондов, начисление невыплачиваемой зарплаты и балансы для налоговой. Мне же поручили задачу удивительную – подготовка ещё официально не отменённой, но уже официально не требуемой отраслевой отчётности в вышестоящие инстанции системы мелиорации. На бланках с номерными кодами располагались громоздкие таблицы, в которые я из месяца в месяц переносил остаточные показатели.
Увы, вышестоящие организации были равнодушны к моим трудам. Как выяснилось позднее, они под видом реформирования, смены вывесок и переподчинений сосредоточенно занимались распилом имущественного наследия. Я же чувствовал себя летописцем-изгоем, который фиксирует осколки эпохи в никому не нужных скрижалях.
***
Отложив выжигатель, я принёс банку с лаком и кисть. Через три часа картина матово светилась в моих руках. Кожа на открытых участках тела Клеопатры стала желтоватого, восточного оттенка. А неудавшийся портьерный фон даже приобрел некоторую глубину. Запахи лака, дерева и дыма, которым оно пропиталось, создавали тёплый уютный букет. Я несколько секунд дышал им, довольный собой и работой. Картину я повесил на противоположной стене с тем расчетом, чтобы её было видно и с кровати и из-за стола.
Было уже поздно. Выключив свет, я разделся и лёг, привычно подоткнув кулак под голову. Рассеянный свет неблизкого фонаря слабо просачивался в комнату. Сама картина была не видна, только угадывался прямоугольный контур. Но, странным образом, я почувствовал взгляд Клеопатры, спокойный и уверенный.
И уснул.
***
Страна с некогда лучшим в мире образованием, наукой и космосом вдруг стала двоечницей по экономике. Срочно нужен был жёсткий принудительный ликбез с кратким курсом практических занятий. Всё было плохо настолько, что начинать надо было с азов, с экономической азбуки, которую второпях перевели на русский с самого успешного языка. Вот только из этой новой АБВГДейки связка между государством – Г – и деньгами – Д – ушла быстро и не прощаясь, оставив агонизируещей экономике три подпорки: Аренду, Бартер и Взаимозачёт. Собственно, на этих китах-суррогатах держалась на плаву и моя контора. По крайней мере, пыталась, подобно человеку, не умеющему плавать, который, схватившись за случайную доску, отчаянно вертит торчащей из воды головой в поиске опоры понадёжнее и поближе к берегу.
С прекращением государственного финансирования отрасли развалилась и система предприятий-контрагентов. Профильные работы и специализированную технику никто не заказывал. Зато телевизор в актовом зале конторы работал не переставая, в нём одном кипела жизнь. Оставшиеся сотрудники каждый день собирались у экрана и с угрюмой надеждой чего-то ждали. Как косяк живой рыбы, которую по ошибке законсервировали в жестяную банку, но вот-вот должны куда-то выпустить.
И тогда появились первые арендаторы. Этот новый для меня тип людей, по всей видимости, сформировался из бывших торговых представителей и снабженцев, которые быстро мутировали в изменённых условиях среды обитания. Деловые связи, наработанные при плановой экономике, они конвертировали в свой небольшой бизнес по типу «купи – продай – обменяй». Окидывая всё цепким взглядом, арендаторы уверенно проходили в кабинет директора, затем шли к главбуху. И через полчаса контора ненадолго оживала. Опустевшие кабинеты, коих стало в избытке, наполнялись коробками различных форм и размеров. Чаще это были серые помятые картонки с содержимым явно отечественного производства. Но встречались и нетиповые экземпляры с крупными непонятными надписями на боках. Роль грузчиков выполняли наши же рабочие, ремонтники и водители. Процесс складирования контролировал сам арендатор, пересчитывая коробки и заглядывая в некоторые из них. По завершении дверь закрывалась и опечатывалась. В тех случаях, когда груз отчётливо звякал и булькал, арендатор навешивал на закрытую дверь ещё и свой амбарный замок. Вскоре этими массивными украшениями обзавелись все двери сдаваемых помещений.