Она осмотрелась.
Если идти вдоль опушки, то можно обогнуть село, добравшись до фермы, за которым лес был знакомый.
Затягивая время, Любка набила карманы горохом. Поела, пытаясь успокоиться. Здесь он был крупным и еще зеленым, садили его поздно. Мысли были тяжелые, она уже пожалела, что не захватила веревку, чтобы уйти из жизни насовсем.
Вешались в их деревне часто, нет-нет, да и повесится кто-нибудь. Однажды за огородами они нашли кучу полезных вещей – посуду, открытки, толстенную косу, сплетенную из красивых ниток для вышивки, флакончики с духами и книги… Перед тем, как повеситься, тетенька вынесла все самое ценное из дома и сложила за огородом. Сама она была не местная, откуда взялась, никто не знал. Зря, наверное, взяла косу из ниток, может, из-за того ей не везет, что покойница вредит?
Страшно, а какой смысл жить? Кому она нужна?
Любке было обидно. Как она могла испортить кому-то жизнь? И зачем матери кто-то еще нужен?
Любка тяжело вздохнула – она часто мечтала, чтобы у нее был отец, как у других детей. Их с матерью родной отец сразу бросил, как только понял, что она лежачая больная, а еще глухая и слепая, какой была до четырех лет. Разве могла она после такого не простить мать и поверить, что не любит ее?
И не знала, как объяснить внезапную перемену.
Оказывается, чтобы сбежать из дому, надо было быть очень смелой, как Мишка, сбежавший из детдома…
Она с ожиданием всматривалась в очертания своего дома, почти полностью скрытого черемухами. Там пока было тихо и спокойно, никто ее не искал и не собирался. От этого становилось еще горше. И делалось жутковато, когда смотрела на лес. В верхушках деревьев метался ветер, будто угрожал. Ступить под сень деревьев она не решалась. Мысли были разные, была среди них и такая, чтобы набрать грибов и вернуться. Грузди в этом году уродились, а вдруг найдет? А после не бежать никуда, а повеситься в стайке. Там был крюк, на который вешали зарезанных овец, и веревка – ею привязывали в огороде барана. Жалко было себя до слез, но другого выхода она не видела. Вот и спички не взяла! А как зиму в лесу пережить без спичек?
Но, главное, чтобы мать поняла, как ей без нее плохо…
Любка верила, она обязательно пожалеет, что ее нет рядом!
Она прошла немного в одну сторону, потом в другую. И внезапно заметила едва приметную дорогу, которая появилась прямо в том месте, где она остановилась первый раз. Любка немного удивилась. Дороги вели во всех направлениях, но начинались от деревни, а эта, в чистом поле…
И тут же обругала себя. Дорога была, только шла она по краю опушки, просто не сразу заметила ее из-за своего маленького роста и высокой травы.
Значит, люди здесь бывают…
Любка успокоилась.
Не раздумывая, углубилась в чащу, понимая, если вернется с пустыми руками, только насмешит всех своим побегом. Перед смертью она решила сначала поквитаться с Нинкиной матерью, которая испортила ей жизнь. Как, она пока не знала, но в запасе у нее был еще целый год. За год могло многое случиться. А вдруг выяснится, что ее на самом деле подменили и найдутся настоящие родители? И тогда Нинкина мать будет ползать у них в ногах, вымаливая прощение за то, что собиралась отправить ее в страшный дом!
Чем дальше в лес, тем приятнее становилась Любкина мечта. Она почти забыла, что сбежала из дому…
Дорога стала ровной, как будто ее кто-то специально подсыпал песком и камушками. Таких дорог вокруг ее села больше нигде не было. А когда лес внезапно оборвался и снова начались поля, она обрадовалась, немного удивившись. Не иначе, пересекла границу района – она как раз была где-то в этой стороне, и где-то там впереди еще одна деревня. Теперь Любка торопилась, собираясь попроситься к кому-нибудь на ночлег, не забывая следить, чтобы не встретиться со смерчем, с черным человеком, или с привидениями.
– Девочка, ты чья? – вдруг услышала Любка позади себя. – Как ты сюда попала?
Любка, лишившись голоса, оглянулась и испуганно попятилась, увидев, что перед нею стоит тот самый человек в черном плаще. Только капюшон его был откинут. Его длинные седые волосы падали на плечи, а сам он был высок. Таких людей она в жизни не видела. Он не походил ни на одного знакомого, и одежда была другая, никто такую не носил. Но смотрелось красиво. Местами плащ был зашит белой ниткой, как будто специально выбрали ее, чтобы было видно, что плащ порвался.
И испугалась еще сильнее, когда наткнулась спиной на руки, которые придержали ее за плечи.
Она отпрыгнула, как ужаленная, порываясь бежать, но женщина в таком же ниспадающем, но белом плаще, с длинными черными распущенными волосами, подхватила ее и поставила рядом с собой, взглянув с задумчивостью.