Когда за матерью закрылась дверь, Любка с минуту стояла в сильно расстроенных чувствах, почувствовав себя Золушкой, которую не пустили на бал. Наверное, волшебство закончилось именно в тот миг, когда приходила Нинкина мать. Жизнь вдруг резко покатилась с горы. С тем, что наказала мать, и за три дня не управиться. В школу ей до слез хотелось, и скотину было жалко, без скотины зимой никуда. Сено еще не привезли, в стайке овец и козу не оставишь, а привязать и не досмотреть, опять ноги переломают. Или собака напугает, как в прошлый раз, или бодаться начнут. Мать убьет, если с ними что-то случится – шрам на спине с того раза, как коза сломала ногу, все еще можно было нащупать. Козу кое-как вылечили, но молока она с того времени почти не давала, даже Николке не хватало. И без молока тоже никуда.
«А почему бы тебе скотину не загнать в малинник? – вдруг почувствовала Любка умное слово внутри себя. – Куда она оттуда денется? Малины нет уже, а листья все равно скоро отпадут. Пусть овцы их пожуют!»
Она как-то сразу прислушалась к себе.
Она точно ни о чем таком не думала, но мысль, которую не было видно, вышла наружу, как мудрое наставление, и без всякого звучания. Умного слова она напугалась до смерти, но ничего такого больше не повторилось. Теперь ей даже показалось, что сама она додумалась. И сразу почувствовал себя взрослой. На месте малинника раньше была ограда, садили на грядках всякую мелочь, а потом ограду уменьшили и поставили еще один забор, а в закутке, сотка, не больше, посадили малину, чтобы не ходить за нею далеко. Малина быстро затянула небольшой участок. Забор вокруг малинника не давал ей перекинуться на огород.
Для непривязанных овец и козы место самое то!
А куриц накормить – три минуты.
Все остальное можно сделать после школы…
Точно! Разом взбодрилась Любка, удивляясь своей мудрости – вот, значит, как люди становятся умными…
Из миски с замоченным хлебом она слила воду в кадку с мешанкой, в которой мать заваривала жидкую кашу для овец, отжала, и снова слила. Чтобы двумя ведерками перетаскать все, что было в кадке, в стайку, пришлось сбегать четыре раза. Пока овцы насыщались питьем на день, переоделась в новое платье и белый фартук, новые колготки и сапожки, причесала ежик волос. Перед тем, как Николку отправить в садик, мать два раза намазала всем голову чемеричной водой, но гнид было столько, что за неделю не выдергать. Поэтому Николку побрили налысо, а ей оставили челку и короткий ежик. Вытащила из сундука тяжелый портфель.
Чтобы загнать овец и козу в загон, пришлось повозиться. Они не понимали, чего от них хотят и толпились у калитки в огород. Но она быстро сообразила взять барана за рога и отвести его так. За ним сразу же пошли овцы и коза. И даже то, что они не успели допить, можно было оставить там же, обругала себя Любка. Поднять ведро с оставшимся поилом не составило труда. После этого вынесла курицам размоченный хлеб и зерно.
Наконец, натянула курку, закинула портфель за спину и выбежала на улицу.
Никаких школьников нигде уже не было видно. Только взрослые, которые умели ходить очень быстро. Любка чуть не заплакала от досады. И сразу побежала к дому дяди Андрея. Через их огород можно было выйти на тропинку, которая вела по полю напрямки. Путь в школу сразу становился вдвое короче.
По полю с тяжелыми колосьями она бежала изо всех сил. Там тоже уже никто не шел. «Ну вот и все!» – думала Любка в ужасе, и обижалась на мать, которая не радовалась, как матери Нинки и Ленки, и на овец, которые не хотели ее слушаться, и на маленькие ведерки…
– Ты это, Любка, куда собралась? – услышала она Сережин голос, вздрогнула и обрадовалась. Значит, еще не все потеряно!
Любка оглянулась, застигнутая на месте преступления.
– В школу! – она повернулась и побежала опять.
– Тебя не возьмут, ты еще маленькая! – ехидно ухмыльнулся Сережа, наступая ей на пятки.
– А вдруг возьмут? – взмолилась Любка. Она вдруг вспомнила волшебников, развела руками. – Я же хочу учиться! Никто не может человеку запретить!
– Ну ладно, – смилостивился Сережик. – Только когда тебя выгонят, не плачь! А то все узнают… что ты больная! Тогда тебя в школу точно не возьмут. От тебя люди начнут в стороны разбегаться.
Сережа скорчил рожу и закатил глаза, затрясшись всем телом, скорчил руки, выгибая пальцы, изображая ее. Любка на мгновение задумалась. А может, она уже вылечилась? Ей о болезни давно никто не напоминал. И тут же поймала себя на том, что пока она смотрела с обидой на Сережу, изо рта вытекла слюна. Пятно осталось на фартуке. «Нет, болею еще…» – расстроилась она. Но ведь она думала о себе! Если учительница поймет, что она не дурочка, чего ей бояться? И волшебники сказали то же самое.