— Да, такое не забывается, — поддакнул Данко. — Ох, и пронесло же нас тогда!
— Хорошо еще, что со мной конспекты были, — усмехнулся Роднин. — Потом переписывать пришлось.
— Зато почерк хороший выработал.
Болтая, они не заметили, как очутились наверху, где сквозь запахи духов и освежителей отчетливо проступали кулинарные ароматы.
— Нет, нам не сюда. — Роднин придержал друга за руку. — Тут банальный шведский стол… Там тоже. А нам туда.
Ловко лавируя среди туристов, он уверенно повлек Данко за собой. В холле, шумном, многолюдном и нарядном, царила та приподнятая, почти праздничная атмосфера, которая всегда присутствует там, где народ собирается хорошенько поесть и вкусно выпить. Настроение у всех было куда более приподнятое, чем в театре или музее.
Удачно разминувшись с группой очумелых китайских туристов, Роднин и Данко вошли в знаменитый ресторан «Bangkok Balcony», который, в соответствии со своим названием, частично состоял из обширного балкона, откуда открывался уже знакомый Данко вид на город.
— Сюда тоже вход платный? — поинтересовался он, понаблюдав за замешкавшимся другом.
— А как же иначе в мире капитала, — осклабился Роднин. — Ужин на двоих обойдется нам в 2600 бат. Плюс напитки, плюс чаевые. Итого набежит тысячи четыре.
— Двести пятьдесят долларов, — автоматически перевел Данко. — Я в доле, Жека.
— Не выдумывай. Для меня это не деньги. Зря я, что ли, бизнесом занимаюсь? Соня рассказывала каким?
— Ну… да. Кажется, ты крабов отлавливаешь?
На лице Роднина промелькнула досада.
— Не крабов, а креветок, — поправил он. — И не отлавливаю, а развожу.
— Как кроликов? — предположил Данко, усаживаясь на светлый мягкий стул и поправляя складки скатерти, оказавшейся на коленях.
— Примерно, — пробормотал Роднин и поднял руку, подзывая официанта.
Попросив две винные карты, он протянул одну через стол. Данко ее не только взял, но и раскрыл. И это было роковой ошибкой с его стороны.
— Как, ты сказал, это называется? — поинтересовался Данко, запихивая в рот чудовищные охапки лапши.
— Пад тай, — ответил Роднин. — Ее готовят не только с креветками, как у нас. Бывает с курятиной, со свининой, с тунцом…
— Но ты предпочел креветок, понимаю. Родная стихия.
Данко наклонил бутылку над бокалом, но она оказалась пустой. Он поманил официанта и заказал еще одну.
Роднин, наблюдавший за ним, улыбался, хотя глаза с опущенными уголками смотрели печально и как бы немного укоризненно.
— Соус потрясающий, — похвалил Данко, возвращаясь к прерванной трапезе.
— Здесь больше молотого арахиса и томата, чем красного перца, — поделился впечатлениями Роднин. — Вкуснее, когда наоборот.
— Да, я сейчас как раз в детективе читаю про таиландский перец. Там одну женщину раздели догола, всю исцарапали острием ножа, а потом натерли перцем. Жуть. Даже представить страшно. Скажи, тут у вас какой-то особо жгучий перец?
— Обычный чили. Его завезли в Таиланд века полтора назад, но он сразу пришелся ко двору. Тайцы обожают все острое.
— Это я уже заметил.
Данко залил огонь во рту потоком вина из бокала. Роднин последовал его примеру, сунул в рот порцию салата и, жуя, произнес:
— Я к местным блюдам привык, как будто всю жизнь тут прожил. Ну, вот хоть креветки. Не представляю, как раньше мог без них жить.
Он выжидательно посмотрел на друга, полагая, что тот продолжит тему, но Данко сказал только, что предпочитает кусок хорошо зажаренного мяса любым морепродуктам, и заговорил о чем-то другом. Терпеливо его выслушав, Роднин рассказал немного о местной кухне, а потом опять попытался перевести беседу в креветочное русло. На этот раз ему помешала стайка молоденьких азиаток, впорхнувших в зал, чтобы спеть посетителям несколько незатейливых куплетов и продать под шумок букетики цветов.
— Вечно тут поесть спокойно не дают, — произнес Роднин с досадой. — То какие-то дурацкие шарики разносят, то скрипача запустят, а то вообще клоуна. Терпеть не могу клоунов. Одеты и размалеваны, как гомики.
Данко испытующе посмотрел на него:
— А я подумал, что тебе этот ресторан нравится.
— Конечно нравится.
— Тогда почему нервничаешь?
Роднин не совсем естественно рассмеялся, тщательно промокнул губы салфеткой и признался:
— Есть немного. Ничего от тебя не скроешь.