— Неужели здесь есть мёд, Джон? — удивлённо спросил я.
— Да, есть. Но его собрать можно только весной, — ответил он. — Да и пчёлы тут куда опаснее. Они живут в кронах самых высоких деревьев и собирать его очень нелегко. Потому запасы наши невелики. Кроме Феилина на деревья вообще никто не хочет лазить. Но этот мёд хорош тем, что не портится и в течение долгого времени сохраняет вкусовые качества. Как он тебе?
— Прекрасен, спору нет. Очень вкусно! Последний раз я был так рад подобным сладостям в далёком детстве. Спасибо, что угостил.
— Бережём для самых важных моментов, — улыбаясь, пожал плечами он.
Рядом присела Дейдра, со своей тарелкой и её порция была намного более скудной. Она жадно уставилась на несколько грамм мёда на тарелке, запускала в него пальчик, облизывала и блаженно закрывала глазки. Наблюдая за ней, мне стало неуютно. Я давно понял, что в лагере жизнь не сахар и молодым организмам катастрофически не хватает удовольствий. Не хватает сладостей. Троица молодых ребят, девушки, да и парни лет до 25-ти страстно облизывали пальцы после того, как погружали в мёд. Жмурились и повторяли по новой. А когда Дейда, несмотря на то, что старалась растянуть секунды блаженства, печально посмотрела на мою порцию, сомнений в том, что надо сделать, я не испытал.
— Держи, милашка, — я передал в её руки тарелку и увидел благодарный взгляд.
— Спасибо, аниран.
— Не за что. Я вижу, как тебе нравится.
Но Дейдре удалось меня удивить. Вместо того, чтобы сразу запустить в тарелку пятерню, она благодарно кивнула, встала с места и быстро направилась к трём ребятам, доля мёда которых была ещё меньше. Зашушукалась с ними и каждому положила по четвертинке.
— У нас так не принято, Иван, — справа раздался недовольный голос Казинса. — Старшие получают больше по праву того, кто больше приносит пользы. Здесь нет никаких ущемлений. Просто логика выживания.
— А я думал, что дети — ваш самый ценный актив, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Разве они не заслушивают поощрений?
— Они должны быть воспитаны в строгости и благодарности к тем, благодаря кому выживают. Они получают ровно столько, сколько должны. Сегодня — пускай будет. Но на будущее — не стоит их баловать… Даже Дейдру, — добавил он.
Я недовольно поморщился, но отвечать ничего не стал, так как в это время девушка вернулась. Она смотрела на меня благодарными глазами и портить и себе, и ей настроение конфронтацией с Джоном, я не стал. У меня было своё мнение по этому поводу, но я, как гость, вряд ли пока имел право голоса на уровне в ним. Это его коммуна. Он её построил. И меня не было никакого морального права учить или давать советы.
Дейдра вновь принялась облизывать пальцы, а в это время поднялся Кервин и достал свой небольшой металлический чайничек. Посмотрел на Джона, а когда тот кивнул, выкатил из огня несколько углей и положил внутрь чайничка. Руадар встал со своего места и наказал троим малышам отправляться в общий дом. Провёл их и вернулся обратно. А пока он ходил, Кервин открыл крышку чайничка и положил сверху несколько сухих листочков. Принялся раздувать угли и улыбнулся, когда пошёл дым.
— Что происходит? — спросил я Дейдру, так как в эту минуту общаться с Джоном не желал.
— Дым забытья, — тихо ответила она. — Нужно вдохнуть, чтобы ощутить лёгкость.
Я поморщился: прям община наркоманов какая-то.
— А это обязательно делать?
— Тебе понравится, аниран, — она взяла меня за левую руку и преданно посмотрела в глаза. — Он убирает тяжесть с плеч, даёт силы и веру…
— Веру?
— Веру в то, что наш мир не обречён. Что мы сможет пережить тяжкий недуг.
— Вы что, часто устраиваете такие посиделки?
— Духовники всегда используют листья дерева Юма в службах, — пожала она плечами. — И при болезнях тоже — он помогает заснуть. Да, мы тоже его часто используем.
Я опять поморщился и посмотрел на Джона. Он встретил мой взгляд и вопросительно поднял бровь. Затем развёл руками и кивнул — попробуй, мол, чего ты. Кервин, как главный спец по наркоте, обходил каждого, раздувал угли в чайничке и давал вдохнуть дым. Никто не отказывался, никто не сопротивлялся, никто не морщился. Наоборот. Все жадно втягивали ноздрями белый дым, впускали его в лёгкие и блаженно выдыхали.