Когда я взглянул на нее, она лежала на боку и глубоко спала. Я никогда не стал бы будить ее из-за этого. Я сделал глубокий вдох и поднялся на ноги, игнорируя боль и желание моего тела согнуть ногу. Я собрался с силами и заставил себя перенести вес тела на ногу и заковылял по пляжу, решив просто не обращать внимания на то, что с раны стекала кровь по голени, пока не представится более удобный момент. Рана не достаточно кровоточила, чтобы можно было серьезно волноваться, поэтому я решил не заморачиваться по данному поводу.
Я обнаружил, что наша одежда все еще лежит на песке. По крайней мере, ее не смыло приливом. Но она была сырой и покрыта песком, поэтому я отжал ее и разложил на песке рядом с нашей хижиной, перед тем как направиться к телам, что лежали неподалеку.
Тела было легко обнаружить... Я увидел огромные темные пятна крови на песке и, по правде говоря, не особо представлял как я смогу избавиться от этого до утра. Я вздохнул и задумался, как лучше всего избавиться от трупов. Выбросить их в море, чтобы, в конце концов, они приплыли обратно на берег? Рейн уж точно не нужно снова видеть все это. Тогда я решил сжечь их и начал собирать тела в одно место на пляже.
Вонь была просто неимоверной. Я покачал головой, как будто это помогло бы мне избавиться от запаха вокруг меня. Я подтащил последнее тело — парня с дредами — к горящей куче. Воспоминания ударили меня словно кувалдой по голове, когда я посмотрел на его руку. Я вспомнил, как он ее трогал за грудь. Я погряз в своих воспоминаниях. И полностью потерялся в них.
Я поднял руки, сжатые в кулаки, и стал бить по его телу, впечатывая плоть и кости в песок. Я разжал руку и схватил его кожу, царапая и разрывая ее. Я вытащил нож из его шеи и сделал круговой надрез на голове, затем одним рывком сорвал с него скальп и бросил его в огонь, где кожа зашипела, от чего вонь только усилилась.
К тому времени, когда я почувствовал себя более-менее вменяемым и успокоился, в кусках плоти передо мной больше невозможно было опознать человека. Но это не помогло. Я желал, чтобы он, как по волшебству, вернулся к жизни, и тогда я смог бы снова причинить ему боль. Я хотел вырвать его внутренности и запихнуть их ему в глотку, чтобы он задохнулся. Я хотел отрезать каждый его гребаный палец, что прикасался к ней, и вбить и молотком ему в череп.
Посмотрев вниз, я заметил, что был не только голым, но и полностью покрытым густой, запекшейся кровью. Я заставил себя оторваться от того, что осталось от парня с дредами, и бросил куски плоти в большой костер. Когда пламя хорошо разгорелось, мои ноги сами понесли меня к кромке воды, чтобы я мог смыть с себя всю кровь. Отмываясь, я прокручивал в голове все то, что произошло пару часов назад, с того момента, когда Рейн остановила меня от дальнейшего измывательства над изуродованным трупом, и до того, как я отнес ее в хижину.
Я, наверное, был самым большим придурком, который когда-либо жил.
После всего, что она пережила, — а я даже не знаю, что они, возможно, успели сделать или сказать до того, как я добрался до них — я просто повалил ее на песок и оттрахал, как обыкновенную шлюху. Я, черт побери, был тот еще подарочек. Немного сарказма. Несомненно, я просто отвратительный... кто, черт возьми, я для нее? Ее парень? Слова «девушка» было недостаточно для того, чтобы описать все то, что она для меня значила, а все испортил, как самый натуральный придурок. Я все думал, как бы было хорошо, если бы я смог избить себя как тот парень из «Бойцовского Клуба», который избивает себя перед своим боссом. (прим. пер. говорится о моменте из фильма «Бойцовский Клуб»)
Злясь на самого себя, я вышел на пляж из воды, натянул свои почти сухие шорты и перекинул ремень через плечо. Заднюю часть бедра нестерпимо жгло от контакта с соленой морской водой, но я заслужил эту чертову боль за то, что был такой сволочью. На самом деле, несомненно, я заслужил гораздо большего наказания.
Душераздирающий крик Рейн вырвал меня из моих размышлений. Несмотря на боль в ноге, я побежал в хижину.
— Рейн! Рейн, что случилось?
— Бастин! — закричала она снова и обняла меня за шею. Она вновь дрожала и всхлипывала, я еле мог держаться на ногах из-за нестерпимой боли в ноге и дополнительного веса ее тела. — Ты ушел... ушел…
— Господи, Рейн, прости меня,— сказал я и запнулся. После того как я не принес ни единого извинения в своей взрослой жизни, сколько раз я за последние несколько часов автоматически сказал «извини» ей? — Я просто спустился к воде, детка. Я был недалеко.
— Не оставляй меня.
— Я не оставлю, детка, — я уложил ее обратно на пальмовые листья и лег рядом с ней, стараясь не вздрагивать от боли. — Я здесь. Я никуда не уйду, клянусь.
— Скажи мне, что ты со мной!
— Я с тобой! — я прижал ее голову к своему плечом и прошептал ей на ухо: — Я с тобой. Детка, ты в безопасности. Не бойся. Я с тобой.
Я закрыл глаза и прижал ее к себе, повторяя снова и снова, что я с ней и она в полной безопасности. Я положил ее на бок, но все еще находился почти над ней, держа ее в своих теплых объятиях и окружая ее своим телом. Я обнял ее руками и даже переплел одну свою ногу с ее, накрывая ее своим телом и держа ее так крепко, как только мог. Снаружи хижины я все еще мог слышать потрескивания и видеть мерцающий свет жуткого костра на пляже.
— Зачем ты развел костер? — спросила Рейн тихо.
— Немного подчистил беспорядок, который натворил ранее, — ответил я, надеясь, что она не будет, как обычно, заваливать меня вопросами, но зная, что она непременно так и поступит.
— Ты сжег тела? — едва слышно прошептала она.
— Да. — Я тяжело втянул воздух в легкие и замолчал в ожидании следующего шквала вопросов.
Но она молчала тридцать секунд.
— А что насчет костей?
Бог мой, из всего, на чем можно заострить внимание, она решила выяснить, какие части тела горят лучше всего.
— Я избавлюсь от них, когда потухнет костер.
Еще тридцать секунд тишины.
— Кто они такие? — спросила она, еще сильнее впиваясь пальцами в мои плечи. Я покачал головой, не желая рассказывать ей ничего. Даже несмотря на то, что я рассказал ей обо всем том дерьме, что сделал, и ей были известны некоторые грязные подробности жизни вне закона, я не хотел, чтобы она знала все. Я не хотел рассказывать ей о вещах, которые, по моему мнению, были гораздо хуже, чем все уже известное ей дерьмо, я бы ни за какие деньги и вознаграждения не связался бы с подобным, но тем не менее я знал, что есть много людей, занимающихся этим.
— Трудно сказать. — Я пожал плечами, пытаясь замять тему, но она не купилась на это. Если честно, я был ужасным вруном, когда дело касалось Рейн.
— Кто они такие, Бастиан? — повторила она вопрос. И протянула руку к моему лицу, наклоняя мою голову к себе. — Ответь мне.
— Ты действительно не захотела бы знать, кто они такие. — Я сделал глубокий вдох и выдохнул через нос, не желая вдаваться в подробности. Знать, что они желали сделать с ней, уже было достаточно, чтобы ужаснуться даже мысленно. Она посмотрела на меня, и я понял, что вести дальнейшие препирательства не имеет смысла. Я тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Я подозреваю, что это были работорговцы.
— Работорговцы?
— Да.
— Это те, которые... продают людей?
— Да.
— А что бы они сделали со мной? — спросила она тихо.
— Рейн, ради всего святого, — зарычал я. У меня тоже был предел, и сейчас как раз она его достигла. — Ты не захочешь думать об этом. Я не хочу думать об том. Не заставляй меня это говорить!