Я тащусь на улицу, к яркому солнечному свету. Нас ждет такси.
— Какого хрена? — спрашиваю я.
— Было забавно. — Лэндон пожимает плечами. На мгновение он задерживает на мне взгляд. — Больше не пытайся связаться со мной, сынок.
На заднем сиденье лежит вещмешок, пачки наличных, номер счета в банке на Каймановых островах и паспорт на имя Даниеля Грина...»
На моем лице было что-то прохладное. Прохладное, мягкое и влажное. Я попытался открыть глаза, но было очень ярко, и веки были такими тяжелыми. Я слышал голос и знал, что это голос принадлежит Рейн, но слова были неразборчивыми. Меня снова поглотила тьма.
Водка обжигает мою глотку. Я был на том же самом месте уже несколько дней. Стриптизерши разгуливают в нелепых нарядах, бизнесмены разговаривают с бизнесвумен, а двойник Элвиса сопровождает счастливых парочек в нишу, где они могут пожениться в самодельной беседке возле казино. Я выпиваю еще один шот, проигрываю еще одну штуку баксов в блэкджек и начинаю искать кого бы трахнуть...
... кровь повсюду — пол ванны, душевая, все руки в ней и запястья... черт, она почти до кости порезала...
... сова пролетает надо мной, паря высоко над пляжем. Я иду по песку, озаряемом заходящим солнцем. Они держат ее там — ниже по пляжу. Они трогают ее, и она кричит, а я наблюдаю за совой, что парит над приливом...
Открывание глаз отняло слишком много гребаной энергии. Я снова закрыл их, но не хотел засыпать, потому что каждый сон был хуже предыдущего. Я слышал бормочущий голос, периодически говоривший какие-то слова, которые в конечно итоге просили не спать. Рейн.
— Пожалуйста, Бастиан. Пожалуйста, не засыпай!
Я снова заставил себя открыть глаза. Гребаное солнце было слишком ярким, и из-за этого голова раскалывалась. Почему я, черт возьми, раскачивался из стороны в сторону? Я понял, что холодные руки Рейн были на моих плечах и грубо трясли меня. Почему у нее такие холодные руки?
— Бастиан, я не знаю что делать. — Голос Рейн был таким тихим и таким далеким. Я немного наклонил голову, пытаясь лучше разглядеть ее, но все было как в тумане. Но даже сквозь этот туман, я мог видеть ее беспокойство. Даже, не глядя на нее, я мог чувствовать его. Я не хотел, чтобы она расстраивалась... я хотел сказать, что все в порядке.
— Не надо... — я пытался сформировать слова, но они не выходили. Во рту было сухо, и я откашлялся. Внезапно рука Рейн оказалась на моем затылке, приподнимая голову и наливая воды мне в рот. Я жадно пил ее, пока она не убрала контейнер. Я снова откашлялся.
— Не грусти, — наконец произнес я.
— Ты очень болен, — тихо сказала она. Сначала я пытался выяснить отпускал ли я какие-то непристойные шуточки, но не думаю, что смог. Я сузил глаза, пытаясь понять. — Твоя нога поранена — порез, думаю. Я зашила ее, как зашила твою бровь, но она очень красная и опухла, Бастиан. Думаю там инфекция, но я не знаю что делать! Ты говорил мне, насколько опасна...
Ее голос дрогнул, и я увидел, как она прикрыла ладошкой свой рот.
— Инфекция? — я услышал собственное громкое бормотание, будто разум пытался вспомнить, что эта хрень может значить. Я пытался поднять голову, но она была чертовски тяжелой. Я лежал на боку и перевернулся на живот, чтобы проверить ее догадки насчет моей ноги, но не смог достаточно долго удерживать голову, чтобы рассмотреть ее. Мое бедро адски болело, это точно. Я снова почувствовал руки Рейн на своей голове, она приподняла меня, чтобы я смог рассмотреть заднюю сторону ноги. Кожа вокруг раны была темно-красной, практически черной, и она сочилась. Твою мать. — Да, это плохо.
— Пожалуйста, Бастиан... скажи мне, что делать, — умоляла она. — Я промыла ее свежей водой и пыталась прикрыть ее, но затем я подумала, что она лучше будет заживать на открытом воздухе. Тебя лихорадило, и я не могла... я не могла...
Она сделала глубокий вдох, срываясь в конце на рыдания.
— Я не могу вспомнить, надо ли держать в тепле при лихорадке или охлаждать! — выпалила она.
Чертовски больно, но я не смог удержать смех, который превратился в кашель, из-за которого стало еще больнее.
— Не смешно! — крикнула Рейн.
— Все хорошо, малышка, — сказал я после того, как она дала мне немного воды, чтобы успокоить кашель. В моих глазах все поплыло, когда она положила мою голову обратно на пальмовые листья.
— Что я еще могу сделать? — сказала она мягко. — Пожалуйста, Бастиан... Я должна сделать хоть что-нибудь.
— Лобелия, — пробормотал я и встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. Если у меня действительно лихорадка... ну, это было плохо. Я вспомнил маленькие голубые с желтым цветы в тропическом лесу и понял, что лучше они, чем ничего.
— Что?
— Нужна лобелия, — повторил я. — И уголь. Смешай их вместе с водой и вскипяти над огнем.
— Бастиан, я не понимаю.
— Поможет справиться с заражением, — сказал я как можно четче. Часть из того, что она говорила начала приобретать смысл — я вспомнил, как получил рану. Моя нога была заражена; я чувствовал жар. Если это было настолько же плохо, как чувствовалось, это могло убить меня. Если это убьет меня, Рейн придется справляться самой. Я не мог допустить этого. Я должен дать ей понять.
Я протянул руку и стал отодвигать пальмовую ветвь, пока не увидел песок. Я медленно нарисовал форму цветка с двумя маленькими, тоненькими лепестками на верхушке и тремя большими внизу.
— Лобелия, — снова сказал я. — Ярко-голубой, желтые пятна посередине возле тычинки. Большая выпуклость под цветком, сразу перед стеблем. Длинные тонкие листья, большие стебли. Они повсюду в джунглях — большие кусты, ты увидишь их.
— Что мне с ними делать?
— Растолки весь цветок в воде с углем от костра. — Мне пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Я почувствовал холодную воду на лбу, когда Рейн наклонилась вытереть пот с моего лица. — Прокипяти, если сможешь. Используй раковину, если есть достаточно большая. Просто положи ее поверх углей.
— Есть. — Рейн кивнула. По ее лицу текли слезы. — Есть куча раковин, и они достаточно большие.
— Припарками прикрой рану, — сказал я. Я попытался дотянуться и вытереть ее слезы, но не смог и пошевелить рукой. Рейн взяла мою руку обеими руками. Они были все еще мокрыми от тряпки, которой она вытирала меня. — Все будет хорошо, я обещаю.
— Хорошо, — сказала Рейн и снова кивнула. Затем взглянула еще раз на грубое изображение цветка и сжала мою руку. — Я найду их.
Я отключился, прежде чем рука упала на листья.
*****
Я вздрогнул от очередного ночного кошмара. Все тело болело, но не так, как после выходных в обнимку с бутылкой и парочкой шлюх. Я немного перекатился с бока на бок, пытаясь растянуть спину и размять суставы.
«Никакого алкоголя, никаких шлюх», — подумал я про себя. Теперь у меня была Рейн, и я почувствовал, как приподнялся уголок моего рта. Я подвинул ногу и ощутил, как боль пронзила ее до самого бедра. Я поднял голову и посмотрел через плечо на беспокоящее бедро. Я не мог видеть раны, потому что она была прикрыта какой-то темной тряпкой, которая была достаточно влажной.
Какого хрена мои боксеры обернуты вокруг моей ноги?
Я дернулся, но они не упали. Тогда я увидел, что кусок веревки с плота тоже был обернут вокруг ноги, удерживая боксеры на месте.
— Не двигайся, черт тебя возьми!
Я почувствовал прикосновение нежной руки, заставляющее меня снова лечь на живот. Я посмотрел на абсолютно голую Рейн — полностью обнаженная кожа и загорелые изгибы, — присевшую рядом со мной и регулирующую веревку вокруг моей ноги.
— Какого хрена ты делаешь? — растеряно и взволнованно спросил я.
Рейн глянула на меня, и я заметил как ее взгляд, напряженный и растерянный, стал расслабляться.
— Бастиан! Ты только что выругался на меня?