Я усмехнулся и в лёгкой полутьме только сейчас рассмотрел ещё один подарок. В правом дальнем углу, в нескольких сантиметрах от лестницы, которая упиралась в спинку кровати и вела на чердак, пьяница Падрик всё же собрал печку. Работа была очень грубая, ведь овальную печь с трубой, выходящей через стену, я ещё никогда не видел.
Родители моих родителей жили в деревне. И в детстве я часто бывал у них, равномерно меняя места дислокации, чтобы их внимание доставалось мне поровну. Потому деревянные избы были для меня не в новинку. Я видел и настоящую русскую печь, и грубку - небольшую комнатную печь, для отопления комнат. Там они были сделаны по всей классике и не вызывали у меня вопросов.
Увидев работу Падрика, я не знал смеяться мне или плакать. Он соорудил очаг в полу, облепил его толстым слоем глины и, в полуметре выше, вывел трубу через стену. Щели в стене всё ещё оставались и я дал себе слово заделать их, как только восстановится рука. Затем присел и заметил кучу мелких трещин, оставшихся после того, как очаг распалили, чтобы обжечь глину.
- Ох и Падрик, ох и мастер, - я залез рукой в печь и нащупал угольки. - Но спасибо тебе за это. Проверю ночью, как работает.
У правой стены стояла бочка, наполненная чистой водой. Я взял со стола деревянную миску и чашку. Напился сам и наполнил миску для Уилсона.
- Держи, малыш. Теперь это будет твоя персональная тарелка. А жить, как и планировал, будешь на чердаке. Ты ж не против остаться здесь со мной?
Котёнок подтверждающе мяукнул, на секунду оторвавшись от воды, и я опять улыбнулся: какие все же хорошие люди здесь живут. Не поленились и довели до ума. Подсобили. Были у меня ранее четыре голые стены, а теперь самая настоящая изба с минимальными удобствами. В таких условиях даже стыдно мечтать о большем, учитывая, что почти все остальные живут в общем доме.
Пока я изучал обстановку, примчался Феилин и, едва переступил порог, рухнул на колени.
- Живой! Живой, аниран!
Я схватил его за руку и поднял.
- Да ты чего, парень? Прекращай. Конечно живой. Что мне сделается?
- Прости, аниран! Прости. Не ведал я, что так выйдет.
- Да хватит уже, Феилин. Что ты в самом деле? Всё в порядке, не переживай.
Молодой охотник всё ещё продолжал причитать и поминать триединого Бога, когда мы вышли из дому. Я его успокоил как мог, а Джон подошёл с чаркой секхи и всунул ему прямо в руки. Тот опрокинул и только тогда немного успокоился. Ещё раз извинился и убежал, обещая принести грибов к празднику.
- Спасибо за шкуру, Джон, - поблагодарил я. - Вы её всю мне отдали, что ли?
- Да нет, не всю. Ты что? Сунугай был просто огромен. Половину отрезали для твоих нужд, а половину пустили на меховые сапоги. Кервин уже занимается. У нас на всех не хватает тёплых сапог, которые помогут, когда придёт зима. Так что всё по-честному я распределил, мне кажется. Плюс мяса ещё засолим. Скажи мне, Иван, ты ел мясо сунугая? Ну, медвежье в смысле.
- Нет, никогда не ел, - честно признался я. - И как оно на вкус?
- Очень приятное, - сказал Джон. - Хоть текстура грубая, сладковатое и жирное. С ячменной кашей пойдёт отлично.
- Опять с кашей? - засмеялся я, но быстро успокоил Джона, потому что сейчас был готов съесть что угодно. Чувство голода накатывало на меня лишь временами. Я мог не есть пару суток, не испытывая его. Но потом мне надо было пополнять баки куда усерднее, чтобы организм перевёл пищу в энергию. Да и как-то неприхотлив я стал к еде. На Земле считал себя гурманом и не жрал всё подряд, ведь мог себе это позволить. А тут ел что дают, и не морщился.
Часть 2. Глава 7.
Весело переговариваясь, мы заняли центральные места в предстоящем банкете и совсем не суетились. Суетились другие. Женщины резали, строгали, варили, жарили, накладывали в порции, а мы лишь сидели и наблюдали. Мужики занимались своими делами и лишь когда солнце стало клониться к закату, бедовая повариха Аэрона, заведующая большим котлом, подала знак криком. Джон сразу куда-то удалился и вернулся через несколько минут вместе с Руадаром. Вдвоём они катили самую настоящую бочку, при виде которой у старейшины Элестина загорелись глаза.
- Ну наконец-то! - воскликнул он. - Что за праздник без секхи? Элотан всегда с ней жадничает.
- Побойтесь триединого Бога, святой отец! - сказали ему. - Вы и так всегда получаете свою порцию.
- Я способен на большее! - безапелляционно заявил он. - И сегодня, если аниран Иван будет не против, вы это узрите. И не называйте меня святым отцом!
- Не жадничаю, а экономлю, - поправил Джон.
Жители лагеря, слегка подтрунивая над старичком, рассаживались вокруг котла. Я смотрел за ними и моё сердце наполнялось непонятным тёплым чувством. Я улыбался и мне казалось, что начинаю понимать, что такое коммуна, объединённая одной целью. Целью выжить. Тут все знали друг друга как облупленных, притёрлись кое-как, старались не конфликтовать и слушаться Казинса во всём. Я думал над этим вопросом ранее и вполне уверенно считал, что именно он стал тем клеем, на котором держится эта община. Не было бы его, все эти люди, возможно, ушли бы из леса искать лучшей жизни. И вряд ли бы она стала лучше, чем была здесь. Я неоднократно слышал ужасные истории про убийц, бандитов, грабителей и работорговцев. Слышал про то, как они шастают в округе, стараясь держаться как можно дальше от городов, чтобы не угодить в лапы стражи. Нападают на хутора и деревни, и вырезают их подчистую. Уводят детей и продолжают рыскать. И многие жители лагеря с полной уверенностью говорили, что их ждала бы такая печальная судьба. А если бы кому удалось прорваться в город, то и там пришлось бы влачить жалкое, нищенское существование. В городах ценились лишь умелые ремесленники и те молодые мужчины, кто готов взять оружие в руки. Вступить в королевскую армию или в местные банды. Только две эти категории людей могли не только существовать, а жить.
Про печальную женскую судьбу, я тоже наслушался. Как и прежде, весьма ценились молодые красавицы. Но теперь ценились только они. Все остальные, не имея возможности обучаться какому-либо ремеслу, не имея возможности вступить в армию, не имея возможности приносить потомство, оказались в самом незавидном положении. Многих даже в публичные дома не брали, так как цены на эти услуги просто рухнули. Потому что предложение намного превышало спрос. Многие женщины отдавались за временный кров, краюху хлеба и были вынуждены терпеть самое паршивое к ним отношение. Отчасти потому, что в Астризии - и это признавал сам старейшина Элестин - новая религия обвиняла именно женщин в наказании бесплодием. Новая религия, догматом которой стало смирение, обвиняла во всех грехах именно женщин, настаивая, что именно это качество в них отсутствовало.
Я слушал внимательно все подобные разговоры, не принимал участие в обсуждениях, но мотал на ус. Я хоть и не специалист-генетик, но в чём-то был вынужден согласиться с новыми духовниками. Нас с Джоном вряд ли можно было обвинить в стерильности. Но наши потуги результата не давали. Значит, в отсутствии результата виноваты не мы. Виновата другая сторона. И мне даже казалось, когда я оставался наедине с собой и придавался размышлениям, что надо искать анирана-женщину, чтобы что-то изменить. Ведь вполне возможно, что те, кто нас сюда отправил, так и задумывали изначально: новую жизнь на этой планете должны дать новые Адам и Ева. Я озвучил эту идею Джону, но он, несмотря на то, что согласился с её логичностью, ни на какие поиски отправляться не собирался. Он верил "книге", верил старейшине Элестину, верил мне и понимал, что кроме нас тут должно быть ещё 9 таких же. И верил в то, что хотя бы одним из них может оказаться женщина. Но разбивал в пух и прах мои аргументы своим нежеланием выходить из зоны определённого комфорта. И в каких-то моментах я даже с ним соглашался. А сейчас, когда наблюдал за тем, как живёт и дружно работает лагерь, прочувствовал этот комфорт на себе. Мне было тепло не только снаружи, но и внутри. Каждого из этих людей я знал ещё недостаточно долго, но уже сейчас понимал, что они довольно-таки близки мне. Они встретили меня, приютили и обогрели. Дали возможность почувствовать себя нужным, помогли построить дом, спасли жизнь. И за это я был им безмерно благодарен.