В итоге получасовая экскурсия к Драконьему Зубу все же состоялась. На нее полетели все, кроме Кати. Ашор смотрел на Вику, хмурился, но молчал.
– Мы можем пройтись над соседней долиной?– спросил Симорский у пилота. –Там наши товарищи, мы бы хотели взглянуть, как они устроились.
– Нет проблем, – откликнулся пилот. – Обычно мы возим гостей к кровавому водопаду, облетаем пик Драконего Зуба и проходим над перевалом Шаповалова. Соседняя долина скучная, никогда не слышал, чтобы там кто-то останавливался. Но если никто не возражает, то можно изменить программу.
Вид на оазис с высоты был потрясающий. Черные скалы пестрели сине-белыми полосами ледников. Озера блестели в предзакатных мирных лучах. Кровавый водопад поражал воображение. Но когда машина, перевалив за седловину, нырнула в узкий перевал, по дну которого извивался тоненький ручей талой воды, случилось нечто невообразимое. Вика даже не успела понять, что происходит.
Раздался странный свист, пространство за окнами осветилось, и сразу же что-то взорвалось. Вертолет швырнуло вправо, потом влево, а потом и вовсе закрутило по оси. Моторы сбились с ритма, залязгали лопасти… Виктория с ужасом увидела, как в огромном обзорном окне рывками приближается горный склон.
Совершенно неожиданно для нее небо распахнулось со страшным металлическим лязгом, в грудь больно впились ремни безопасности, последовала ярчайшая вспышка, ударившая по глазам, а вслед за ней наступила темнота…
28. Жизнь до и после
Игорь Симорский
У каждого в жизни есть рубеж, который дробит привычное существование на части. Иногда перемены заметны сразу, иногда только на расстоянии прожитых лет. Оглядываясь назад, человек вдруг понимает: вот она, точка невозврата, малоприметная и невзрачная, но произведшая эффект, сравнимый с действием песчинки, заклинившей жернова.
Для Игоря Симорского такой неприметной песчинкой стало приглашение на свадьбу давнего партнера по бизнесу Паши Долгова. Роковые слова прозвучали в конце июля, на ежегодном фестивале искусств.
– Все, Игорь, женюсь! – возвестил Долгов с довольной физиономией, и было очевидно: ничего, кроме восторгов и поздравлений он в ответ не ждет и не примет. – Теперь уже окончательно и бесповоротно женюсь. И буду рад видеть тебя на бракосочетании и венчании, отказа не приму.
Решение венчаться в Антарктиде Симорского позабавило. Паша в этом отношении слыл чудаком, все делал вопреки, словно пытался кому-то что-то доказать. Вот и со свадьбой этой получалось так, будто Павел закусил удила – бездумно, назло всем врагам, в желании добиться своего во что бы то ни стало. Первая попытка жениться на француженке сорвалась из-за гибели отца, но Паша решил «дожать», как поступал постоянно. Неожиданные препятствия не пугали, не заставляли задуматься, а лишь подстегивали его. В дурные приметы и знаки судьбы Долгов никогда не верил.
Игорь не разделял Пашиной зацикленности на одной единственной женщине. Ему казалось, что красивый и умных баб на свете много, и терять свободу в столь молодом возрасте недальновидно, но с советами, разумеется, не лез. Каждому свое – хочет связать себя узами брака, пускай себе, лишь бы на бизнесе это не отразилось.
Вторжение Патрисии в их устоявшийся дуэт никак не сказалось на ведущих проектах. Женился Паша на светиле мировой науки, а не на актрисе, поэтому не пришлось резко тасовать колоды, чтобы найти для еще одной симпатичной бабенки место под солнцем. Даже наоборот, богатая супруга могла и деньжат подбросить, если что. Раскрутка будущих звезд дело дорогое, хотя и прибыльное, а у Ласаль был прочно стоящий на ногах фонд поддержки молодых талантов в науке и творчестве.
– Вы, случаем, не планируете какой-нибудь совместный франко-русский проект? – закинул Игорь удочку, чтобы выяснить перспективы.
– Мне бы с отцовским наследством разобраться, – отмахнулся Павел. – Пат мне помогает в лаборатории. Там обнаружились серьезные проблемы, и без ее советов просто никак.
Игорь понимающе покивал и оставил тему. Постепенно он начинал видеть в скороспелой женитьбе совсем иную подоплеку.
С Патрисией Симорский встречался редко – несколько раз на приемах и один раз ужинали в ресторане в тесном дружеском кругу. Невеста у Паши была красивая и чем-то отдаленно напоминала покойную мать Долгова (по отзывам, та была весьма яркой актрисой, и многие жалели, что ее карьера оборвалась на взлете), однако особой душевности и душевной широты в Патрисии не наблюдалось. Всякий раз, когда Игорь видел благополучную улыбку, затмевавшую холодное выражение глаз, ему хотелось содрать с нее маску, аж руки чесались. Игорь ценил полную палитру чувств, отражающуюся на женских лицах. Он любил наблюдать за сменой выражений: от обожания до алчности, от испуга до лукавых заигрываний. Вечно улыбающаяся Патрисия его напрягала. Он не видел ее истинной сути. «Интересно, она и в постели такая же одинаковая?» – невольно задавался он вопросом, но выведать у Паши интимные подробности все как-то повода не находилось.
На месте Павла Игорь бежал бы от лощеной физички себе на уме, несмотря на ее парижский шик и приличное состояние. Однако, по размышлению, он пришел к выводу, что любовная слепота партнера ему выгодна. Павел оставил все на полное усмотрение Симорского, перестал контролировать затраты и вникать в детали контрактов, и Игорь в конце-концов стал испытывать к француженке что-то вроде восхищения. Похоже, что свадьба в Антарктиде развязывала ему руки по крайней мере на ближайший год (вряд ли ушлая дамочка выпустит Пашу из своих коготков раньше этого срока).
Накануне поездки, в конце ноября случилась досадная неприятность: любимая актриса, «талантище» и «лапулечка» Анджела Корн, которая собиралась в антарктическую гастроль в составе труппы Бекасовой (а заодно должна была скрасить поездку самому Симорскому), упала на ступенях собственного театра и сломала ногу. Игорь страшно переживал, ведь Анджела до сих пор оставалась единственной женщиной, которая сумела надолго его зацепить. Не настолько, чтобы жениться на ней, конечно, но их связь по длительности побила рекорды.
Женщин Симорский делил на три группы. Первая – те, кто затрагивал голову (или, как он выражался, «выше пояса»). С ними приятно общаться, да и в обществе не стыдно похвастать знакомством. Однако заводить длительные отношения с такими дамами Игорь опасался, поскольку, по его мнению, все умные барышни были стервами, стремившимися подмять под себя мужчин.
Вторая группа – это хорошенькие глупышки, которые затрагивали «ниже пояса», но вынести их дольше недели у Симорского не получалось. И все же у них был очевидный плюс: глупышки отлично понимали правила игры, довольствовались бартером (они ему секс без тормозов, он им карьерный рост, меха или отдых на Мальдивах) и не слишком долго дулись, когда их отправляли в отставку.
В третью группу Игорь помещал свой идеал, мечту и недостижимую роскошь, которая волнует и «выше пояса» и «ниже». В шутку он говорил, что когда такое чудо попадется на пути, девушку следовало сразу тащить под венец, чтобы не убежала. Беда была в том, что чудес ему не встречалось вовсе. Анджела Корн, наверное, была первой, кого бы Игорь смог с натяжкой отнести к третьей группе. Анджела его восхищала, волновала, манила, но были и моменты, которые в ней сильно раздражали. Когда она сломала ногу, Симорский сделал все, чтобы лечение прошло быстро и удачно. Он искренне заботился о своей протеже, но в глубине души понимал, что замуж он ее не позовет. Никогда.
О замене Анджелы на Викторию Завадскую Игорь узнал в последний момент. Как-то так получилось, что Бекасова с ним не посоветовалась. Честно говоря, Симорскому это не понравилось, его, ради приличия, могли бы и спросить, все же деньги на билеты именно выделял, но Елизавета Даниловна отличалась сварливым нравом, и Игорь не стал раздувать скандал из пустяка. Черт с ней!
Чтобы не скучать в Антарктиде, он взял с собой Марину – подающую надежды студентку с факультета музыкального театра. Марина мечтала попасть в мастерскую Ставра Немина, и Симорский считал, что у нее есть все шансы (тем более, если он замолвит словечко). Все складывалось нормально, но совершенно неожиданно на корабле Игорь встретил то самое чудо, заставившее забыть обо всем и поразившее его и выше, и ниже пояса.