Выбрать главу

– Больно, – пожаловался тот. – И пить… пожалуйста…

Анна не была уверена, что раненому можно пить, но мучить его еще больше не хотелось. Когда вернулся Грач с дымящейся чашкой чая, она хладнокровно отлила половину в подвернувшуюся емкость и разбавила кипяток холодной водой.

– Помоги мне его приподнять, – попросила она Володю, и тот беспрекословно ее послушался.

Чем больше растерянной и испуганной чувствовала себя Анна, тем уверенней становились ее движения и интонации. Она привыкла держать себя в руках в сложных ситуациях. Нервы, слезы, метания – все это будет потом, когда появится время, а сейчас надо делать то, что необходимо.

Напоив Петра, она передвинула жгуты, повесила новый пакетик физраствора на крючок капельницы и сделала обезболивающий укол. Скоро раненый перестал стонать и забылся тревожным сном.

– Есть новости? – спросила Аня у Володи, допивая остатки чая.

– Еще чаю хочешь? – поинтересовался он вместо ответа

– Наверное… и, когда придешь, выключи свет. Надо экономить заряд батареи.

Володи не было очень долго, и Аня начала волноваться. Потому, когда он появился – усталый, мрачный, большой и словно заполнивший собой все пространство ангара – на нее накатила волна облегчения. Она даже робко улыбнулась, когда он, вручив ей обещанную кружку, принялся скрупулезно и неторопливо стелить в углу раздобытые спальники. Закончив, Грач пригласил ее устраиваться, сел рядом и, протянув руку, выключил свет.

– Все хотел спросить, Ань... где ты научилась так ухаживать за больными? – нарушил он тишину.

– Жизнь научила, – ответила Егорова, прихлебывая ароматный чай без сахара. – Сначала дедушка болел, потом бабушка.

– У тебя стальные нервы.

– Нет, но что делать? А ты откуда в медицине соображаешь?

– Я в ней ничего не соображаю, но несколько раз доводилось попасть под обстрелы, а там теоретические знания очень быстро обрастают практическими навыками. Да и в госпитале, пока лежал, всякого наслушался.

– Что с ним будет, если спасатели опоздают?

Володя тяжко вздохнул:

- Лучше не спрашивай.

Они опять немного помолчали в темноте. Аня поставила опустевшую кружку на пол и закрыла глаза – все равно смотреть было не на что.

– Погода портится, снег пошел, – заговорил вдруг Грач немного невпопад. – Наверно, поэтому так темно: тучи и все остальное… Для костра закончилось топливо, поэтому наши его загасили и отправились ночевать в поврежденный вертолет. В салоне там паршиво, он же под углом на почве лежит, но стенки защищают от ветра.

– Юра давал о себе знать?

– Нет. Надеюсь, они благополучно дойдут до подъемников.

– Дойдут, – с уверенностью, которой на самом деле не испытывала, сказала Анна. – Три взрослых мужика в отличной физической форме – что с ними может случиться? Им и буран не буран.

Володя поправил под спиной второй спальник, откинулся на контейнеры с медицинским оборудованием и, нащупав в темноте плечо своей соседки, притянул к себе:

– Значит так, – шепнул он хрипло, - у военных есть хорошее правило: если ты сделал, что мог, а ситуация до конца не ясна, ложись спать.

– А если прилетят спасатели, и мы не услышим? – возразила Егорова. – Им же надо фонариками как-то посигналить, дать знать, где мы.

– Вот когда прилетят, тогда и разберемся. Отдыхай, Аня, я покараулю.

– А еще Пете надо передвигать жгуты каждые полчаса. Давай лучше я покараулю, а ты отдохнешь.

– Спи! – велел Грач суровым тоном. – И не спорь со мной! Я сам Петей займусь.

И было в его голосе что-то такое, обнадеживающее что ли, непоколебимое, отчего Аня сразу притихла.

*

Самые страшные слова в своей жизни Аня услышала, сидя в красивом мягком кресле в комнате с лепным потолком. В комнате, кроме нее, находились двое мужчин в строгих деловых костюмах и черный доберман, следивший за гостьей настороженными злыми глазами.

– А чего, собственно, ты ждала? – с едкой патетикой воскликнул Глеб Викторович, сидевший в кресле напротив и ведший переговоры от лица своего босса, хранящего до поры молчание. – Мы разрулили все проблемы и тем самым купили его жизнь с потрохами. Твой брат теперь должен нашу заботу отработать. Да и ты у нас в долгу, дорогуша, так что не забывайся!

– Отработать, но не так! То, что вы делаете… вы не имеете права! Максим хороший парень. Пожалуйста! Вы же совершили благородный поступок, помогли нам, зачем вы портите о себе впечатление?

Глеб Викторович рассмеялся – нехорошо, фальшиво, оскорбительно до слез. Аня вскочила на ноги, но доберман, лежавший у ног хозяина, грозно заворчал и выпрямился во весь свой немалый рост, готовый порвать ее на клочки.

Егорова вцепилась руками в спинку кресла.

– Глебушка, девушка права, нельзя портить о нас впечатление, – произнес Глыба Стальнов, занимавший соседнее кресло. Он наклонился и погладил пса, успокаивая его и заставляя вновь улечься у ног. –  Я предлагаю решить проблему иначе.

Аня всем корпусом развернулась к Стальнову. Она видела перед собой слегка обрюзгшего, начинающего седеть мужчину с некрасивым лицом из тех, что «просят кирпича», но источающего неприличную ауру власти и вседозволенности. Она не питала никаких иллюзий, давно смекнув, что, приняв помощь от столь сомнительных людей, загнала себя и брата в ловушку. Однако, когда Максим позвонил ей с чужого номера и срывающимся голосом поведал, к чему его принуждают по ее милости, у Ани на секунду потемнело в глазах. Такого все-таки она не ожидала.

Ее визит в особняк Стальнова был жестом отчаяния. Она полагала, что ее не пустят дальше порога и готовилась прорываться с боем, но прислуга встретила так, словно она дорогая гостья, и на какое-то мгновение у Ани вспыхнула робкая надежда, что брата ей вернут живым и невредимым.

– Я не хочу, чтобы вы втягивали нашу семью в криминальные разборки! – произнесла она. - Вы не имеете права. Скажите, что это чудовищное недоразумение, и разойдемся с миром.

– На самом деле, нам нужен артист цирка, – сказал Стальнов, устремляя на нее взгляд мелких ледяных глазок, утонувших в нездоровых складках опухших век, – очень нужен, и Максимка дал согласие.

– Вы заставили его!

– Это гнусный поклеп. Максимка взрослый человек и согласился оказать услугу не под дулом пистолета. Мы даже можем позвать его, чтобы он подтвердил свой статус добровольца.

– Я не верю, потому что знаю, чем вы его шантажировали.

Стальнов улыбнулся:

– Максиму повезло с сестрой, но вот тебе, Анечка, не повезло с братом. Он никогда не думал о тебе: ни когда якшался с дурными компаниями, ни когда убивал человека, ни когда примчался к тебе за помощью, вместо того, чтобы решать проблемы самостоятельно. Он постоянно подводит тебя под монастырь, потому что не обладает твоей выдержкой, умом и способностью выходить из самых скользких ситуаций с достоинством. Боюсь, он плохо кончит.

– Тогда зачем он вам? Найдите кого-нибудь более подходящего!

– Я полностью с тобой согласен, Анечка. Максимка попадется, и его убьют либо охранники Долгова, либо мои ребята, как только он откроет рот. А вот ты справишься со всем играючи. У тебя есть характер.

Аня молчала, буравя Стальнова взглядом, полным ненависти.

– Расклад совсем простой, – произнес Стальнов, не дождавшись ответа, – если хочешь выкупить у меня жизнь брата, забери жизнь у моего врага.

*

Под утро над долиной разыгралась гроза. Это была очень странная и страшная гроза, сопровождавшаяся снежной бурей. Аня и Володя даже выглянули из палатки, привлеченные громовыми ударами и дикими завываниями ветра. Снаружи не было видно ни зги, в лицо летели ледяные смерзшиеся хлопья снега, а небо над головой зловеще полыхало, и эти сполохи проникали до самой земли, озаряя окрестности жутким красноватым светом.

– Так не бывает, – недоверчиво произнес Володя, щурясь от ветра и снега.

Но так было. От палатки отойти было невозможно, буря сбивала с ног, и они вернулись внутрь, где тоже было холодно, но хотя бы дышалось спокойно.

При очередном громовом ударе, сотрясшем долину, очнулся раненый.