Дима показал старпому склянку и, под предлогом замены порошка на настоящий сахар, забрал у него ключ на весь вечер. Действовать требовалось быстро и скрытно, пришлось даже отпроситься с дежурства. Грач, против ожиданий, лишних вопросов не задал, видимо, был настолько поглощен собственными тяжелыми думами, что доверился напарнику полностью.
Отправив Долгова досматривать спектакль, Ишевич убедился, что каюта Егоровой пуста, и поменял содержимое странной склянки. Патроны и оружие он оставил, как было, после чего стал думать, что делать с фальшивой гимнасткой.
После долгих колебаний Дима не сообщил Грачу о находках. Простой охранник, которого он изображал, не стал бы действовать по собственной инициативе, да еще и вне правовых рамок. Потребовалось бы объясняться, раскрывать карты, но Патрисия уже с подозрением косилась на Грача, и Дмитрий промолчал, желая немного потянуть время.
Девушку Анну, если честно, было жаль. Учитывая склонность Стальнова к мелодраматизму, ей, скорей всего, была уготована участь «несчастной влюбленной», которая сначала устранит свою конкурентку или даже самого Павла-«предателя», а потом бросится в воды пролива, осознав, что натворила. На данный случай среди матросов, обслуги, а то и ее коллег-акробатов наверняка находился подкупленный соглядатай, который бы помог Анне «покончить с постылой жизнью» и объявил бы себя свидетелем. Примерно по таким схемам Стальнов действовал и прежде, выходя сухим из воды. Этот клубочек еще предстояло распутать, но первым на повестке у Дмитрия все-таки стояло совсем другое.
Конечно, он вмешался бы, если дело зашло слишком далеко, но Анна с самого начала повела себя немного нелогично. Она зачем-то завела любовника среди актеров, сводя на нет «легенду» о безутешной возлюбленной, потом явно намеренно засветилась с пистолетом на вечеринке... Ишевич заподозрил, что Егорова собирается Стальнова кинуть, и ему стало любопытно, что именно она задумала.
К концу плавания он, глядя на ее игру с Патрисией и Володей, даже проникся к циркачке уважением. Она так ловко обводила всех вокруг пальца! Да и от склянки с ядом Анна избавилась – Дима случайно стал свидетелем этой сцены, прогуливаясь по верхней палубе вслед за четой Долговых. Даже если Егорова швырнула пузырек в воду лишь потому, что обнаружила подмену, ее порыв следовало поддержать и развить на пользу общему делу. У Димы появилась мысль, как в нужное время использовать Анну против французов.
А вот с Ашором все обстояло гораздо непонятнее.
После повторного визита к Егоровой, Ишевич наведался и к Визарду, занятому на полуночной вечеринке. Результат обыска был нулевым, за исключением того, что на двери обнаружился тоненький волосок, чья потеря просигналила бы хозяину о вторжении.
Усмехнувшись, Дима прилепил волосок обратно, но так и не понял, зачем ставить сторожок, если в каюте ничего компрометирующего не прячешь. Мания преследования или профессиональная привычка?
Возвращая старпому универсальный ключ, Ишевич выяснил, что иллюзионист ни разу не выходил с посланиями в эфир, не покупал интернет-карту и не получал на корабельный ящик писем. Ашор Визард оставался загадкой. Он был непробиваем, спокоен, держался в тени, все подмечал (в том числе, жгучий интерес со стороны Димы), но при этом не вмешивался ни во что и уклонялся от общения. На попытку Ишевича навести мосты, он ответил шуткой. Визард словно пришел из пустоты и работал сам по себе, без координации со стороны. Диму это начинало напрягать.
А тут еще выяснилось, что фокусник совершенно точно знал об артефакте! Проверяя карманы кардигана Патрисии, который та неосмотрительно бросила при входе в каюту, Дима нашел записку из апельсина: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю». Говорящая о многом фраза, особенно тем, кто в курсе: все, чтобы ни сделала Патрисия и ее люди, пойдет им во вред и на пользу противнику – Дима тоже так считал, ибо за его спиной стояли весьма серьезные силы, а плетью обуха не перешибешь. Повторяя слова пророка Осии, Ашор словно призывал Пат одуматься, пока не стало слишком поздно, а значит, догадывался, зачем на самом деле она плывет в Антарктиду. И, что самое интересное, верил в ее способность остановиться.
Похожее меткое послание получил от фокусника и Грач. Получалось, что Ашор слал сигналы обеим сторонам, и Дима безуспешно ломал голову, за кого иллюзионист болел в этой сложной партии. Он подозревал в Ашоре своего коллегу из параллельного ведомства, но никак не мог понять, с какой целью его заслали.
Когда Грач сообщил, что фокусник наконец-то обозначил себя и предложил помощь с заложниками, Ишевич искренне обрадовался. Числить среди врагов такого «мастера иллюзий» было себе дороже…
*
Мотовездеход едва не перевернулся, налетев на невидимую в потемках преграду. Паша в самый последний миг вывернулся и поставил машину боком.
– Все, – крикнул он, – дальше не проедем! Быстрей и проще пешком.
Они распределили вещи, включили фонарики и продолжили путь.
На перевале Шаповалова раненым зверем завывал шальной ветер, а над головой все так же клубились полыхающие изнутри тучи – только здесь они казались ближе и страшнее. А еще было впечатление, будто срезанные верхушки гор сияют. От них, как и от туч, исходил колеблющийся красноватый свет. Резкие тени выделяли все ложбинки и трещины, но это больше давило на психику, чем помогало ориентироваться.
К сожалению, тонкие лучи фонарей не позволяли разогнать осцеллирующую адскую тьму. Небольшие ямки мнились глубокими провалами, а камни перемешивались со своими дрожащими тенями, нарушая привычные законы перспективы. Люди то и дело оступались.
Долгов, слегка согнувшийся под объемным тюком со спальниками, пер напролом, не замечая усталости. Он был настроен решительно и стремился достичь подъемников как можно скорее, до начала бури. Громов, несущий чемоданчик с аварийной радиостанцией, действовал осторожнее. Вооруженный подобием посоха, он проверял каждый свой шаг на ощупь. А вот Диме, не догадавшемуся прихватить распорку от контейнера, приходилось полагаться только на свои пять чувств. Наверное, именно поэтому он первым уловил запутавшийся в шуме ветра отчаянный призыв.
– А ну-ка стоп! – гаркнул он, когда непонятный звук повторился. – Тихо всем!
Мужчины замерли, напрягая слух. Ничего не происходило.
– Что ты слышал? – задал вопрос Долгов.
– Кто-то кричал.
– Может, показалось? Здесь только ветер.
– Не показалось, я тоже вроде бы что-то слышал, – возразил Громов и ткнул концом рейки в узкий проход между скалами. – Кажется, в той стороне… что-то такое, на краю сознания…
Они ждали и ждали, но крик больше не повторился. Пошел снег, пока еще слабый и невесомый, он летел в лицо, оседал на капюшонах и плечах. А над головой кроваво полыхало небо, и все сильнее гудел воздух, отдаваясь эхом в скалах.
– Идемте! – Долгов поправил сползающий тюк.
– Нет, надо проверить, – Дима поставил на землю сумку с медикаментами, но потом передумал и снова водрузил ремень на плечо. – Мы с Юрой заглянем в ту расщелину, а ты, Паш, займись радио. Прослушай эфир, мы уже достаточно высоко.
– Эфир? – Павел с сомнением взглянул на чемодан с рацией. – Посмотри только, что кругом творится! Я бы времени зря не терял.
– А мы быстро и не отвлекаясь на споры.
Громов с готовностью избавился от чемодана и первым устремился туда, откуда, как ему помстилось, слышался крик. Смутная тревога, получившая неожиданную подпитку, подстегивала его изнутри.
Павел проводил гляциолога взглядом и с недовольным вздохом скинул пледы, признавая за Ишевичем право принимать решения. Хоть тот и значился его охранником, но настаивать на прежней субординации Долгов не стал. Признаться, он был растерян и выбит катастрофой из колеи. И если Дмитрий взял на себя временное руководство в походе, спорить с лидером он посчитал бессмысленным.
*
Виктория Завадская