– Было бы неплохо узнать о его настоящих планах, – задумчиво проговорил Грач, – только он соврет, недорого возьмет. Со мной он точно изворачиваться будет, а предъявить ему толком нечего, намерения не в счет. Получится, мы его предупредим, а он так и останется пауком в темном углу сидеть, сети плести. Надо бы ему наживку подкинуть, чтобы зацепило его. Кто у нас неучтенный фактор?
– Ашор? – предположила Аня и посмотрела на Кирилла.
– Ашор, – согласился Грач. – А еще ты и Патрисия.
– Почему Патрисия?
– Она же в тайне от Доберкура пистолетом разжиться хотела, верно? Значит, французы выступают порознь, есть, есть между ними трещины! Найти бы их да расширить.
Егорова хмыкнула.
– Не моя это идея – Димкина, он планировал тебя о такой услуге просить, – быстро добавил Грач. – Но если хочешь знать мое мнение, мне это не нравится. Стравливать этих гадюк может быть опасно для здоровья.
– Я подумаю еще, – сказала Аня. – Однако, зацепка есть. Я заметила сегодня, что Доберкур с Сережей спелся. Перемигивались они все, шептались о чем-то. Могу через Давыдова попытаться.
– Подожди на рожон лезть, – Грачу, кажется, и правда эта затея не слишком нравилась. – Сначала на станцию придем, с Ашором пообщаемся, с Димой. Там и решим.
– Я тоже буду за французами следить! – снова влез Кирилл. – Я осторожно умею, так, что никто не догадается!
– Ты уже провалился, герой, – фыркнула Аня. – Твоя задача теперь другая. Делай вид, будто ты не юный гений сыска, а слабый и глупый мальчик, который не представляет никакой опасности. Притворись, что ты устал, испуган, на грани – усыпи бдительность.
– Ага, я смогу! – обрадовался Кирилл.
– И ты с нами не знаком, – вставил Грач, – нам ничего о своих подозрениях не говорил, а мы ничего не спрашивали.
– Ясное дело! – мальчик кивнул с важным видом. – Буду вести себя, как партизан в тылу врага.
– И без самодеятельности! – Грач погрозил пальцем. – Никуда нос свой не совать и нарочно не подслушивать – только по моей команде, ясно?
– И Ашора, да?
– И Ашора, – согласился Володя, но не больно уверенно. – Надо действовать согласованно, чтобы друг другу по незнанию не навредить.
Аня подумала, что дети быстро переключаются с одно на другое. Кирилл больше не вспоминал о пропавшем в дымке Артеме, не трясся в истерике и смотрел в будущее с оптимизмом. А вот им с Грачом так быстро забыться, увы, не получится. Проблемы росли как снежный ком, а ведь это было только начало.
– С тобой, Аня, мы тоже не знакомы, – предупредил Володя. – Все в рамках «я охотник, ты дичь». Чтобы Доберкура провести, нам не стоит лишний раз светиться вместе. А минувшая ночь в палатке… скажем, ты усыпляла мою бдительность, и я тебе временно поверил. Поняла?
– Да.
– Справишься?
– Не в первый раз, – вздохнула Егорова.
Она снова покосилась на него украдкой. Когда Володя был напряженным и задумчиво-мрачным, то вновь становился тем опасным человеком, что пугал ее до дрожи. Пугал и возбуждал одновременно. Делать вид, что они враги, будет трудно – куда трудней, чем прежде, пока у Ани еще не появилось надежды.
*
На станции Надежда, куда они наконец-то добрались, жизнь кипела, но кипела как-то безрадостно, настороженно. Пахло едой, дымом и обреченностью, и только Патрисия среди серьезных, сосредоточенных лиц смотрелась экзотической птицей: чистой, румяной и благоухающей цветочным шампунем. Павел Долгов поглядывал на жену то сердито, то недоверчиво, то с тайным восхищением, и вид его, на Анин незамысловатый вкус, был преглупейшим. Ей лично никогда не нравились люди, не умеющие держать свои эмоции в кулаке.
Аня подсела за стол к Сергею. Тот, как ни в чем не бывало, налил ей в кружку чай и пододвинул чистую ложку, а Белоконев поставил перед ней дымящуюся рисовую кашу с какими-то овощными вкраплениями.
– Устала? – сочувственно шепнул Давыдов.
Аня подняла голову и первым делом натолкнулась на взгляд Доберкура, сидящего напротив.
– А кто из нас не устал? – вопросом ответила она, поворачиваясь к Сергею.
Тот помялся, явно желая поговорить, но стесняясь обстановки и свидетелей. Аня, помня о своих намерениях, решила немного ему помочь.
– Ты меня впечатлил, Сережа, держался сегодня достойно. Впрочем, иного не ждала.
– Спасибо, – он с облегчением улыбнулся. – Слышал, тебе в лазарете тяжело пришлось.
– С нами не было толкового врача, вот что огорчает.
– Плохо, что наши ряды так быстро редеют. Игорь, Сергей с Катей, Илья, Петр, а теперь еще и третий вертолетчик, Артем. Шесть человек разом.
– С Артемом странная история, – Аня, споро разделавшись с недосоленным ужином, пригубила чай. – За горячим источником как будто туман висит, и по нему сполохами пробегают световые волны. По небу так раньше пробегали, а теперь везде. Сначала кажется, что за завесой все сохранилось на своих местах, и видно вроде бы хорошо, вот только потом приглядываешься и понимаешь, что это уже не та долина.
– В смысле?
– Как нарисованное все или отражение в зеркале – мне трудно сформулировать... Мы камни кидали, и они просто исчезали. Без вспышки, без грохота, раз – и нет. И на землю не падают, и на той стороне ничего не меняется. А сам туман колышется, словно живой. Жутко, если честно.
– Похоже на пузырь, про который Пат рассказывала?
– Понятия не имею, – Аня снова посмотрела на Доберкура, который, кажется, прислушивался ко всем ведущимся в комнате разговорам сразу. – В физике не сильна. А Пат хранит молчание.
– Дмитрий, вы у нас вроде бы немного разбираетесь в медицине, – сказал француз со своей фирменной интонацией, сдобренной парижским акцентом, – вы осматривали нашего раненого иллюзиониста?
– Осматривал, – подтвердил Ишевич. – Ашор сильно пострадал: рана воспалилась, ожоги. Он обязательно выкарабкается, но пока передвигается с трудом.
– Жаль, – Доберкур скорчил скорбную физиономию, – сейчас слабость это роскошь, которую трудно себе позволить.
Анне неожиданно вспомнилось, как фокусник после драки на лекции обхаживал Паганеля у медпункта, хлопал по плечам и груди, снимал невидимые пылинки и поправлял шарфик. Еще тогда у нее мелькнула мысль, что это здорово смахивает на жесты карманника, и не удивительно: парень вытащил у рассеянного историка ключ-карту от каюты. Сейчас, после откровений Кирилла, старые подозрения переросли в уверенность: если Ашор и не секретный агент, как уверял впечатлительный мальчик, то отнюдь не слабак, а большой хитрец. Если он смог оперировать Симорского, то вовсе не так плох, каким хочет казаться. Дима явно его прикрывает перед французом, и, похоже, прикрывает удачно – Доберкур поверил.
Тут Вика пожаловалась, что у нее нет чистой одежды на смену, и Ане стало досадно, что никого из главных виновников не волнуют бытовые проблемы их жертв. Кажется, она и впрямь устала, поскольку ей захотелось укусить их побольнее с мало присущем ей безрассудством.
– Вика, я бы с тобой своей одеждой поделилась, да размерчик будет маловат, а вот у Пат в самый раз, вы по комплекции похожи.
Патрисия вздрогнула и изобразила добрую самаритянку:
– Я с удовольствием подберу! Вещей взяла с собой немного, но что-нибудь обязательно найдется.
– Вот и отлично, – Аня поднялась из-за стола, – пошли, Вика, не станем откладывать примерку в долгий ящик.
Виктория была явно шокирована, она даже покраснела от того, что ее проблемы стали всеобщим достоянием. Но Аня заметила, с каким интересом наблюдает за ней Доберкур, и решила довести представление до конца:
– Неудобно бомжихой ходить! – схватив Завадскую, она потащила ее из кают-компании. – Пат, не отставайте, а то все решат, что вы жадничаете!
Патрисия, как приклеенная, поплелась за ними.
В спальном бараке было хорошо натоплено, но сумрачно, пусто и тихо. Пока француженка копалась в рюкзаке в поисках подходящих брюк и белья, Аня внимательно оглядывалась, оценивая скромную обстановку, в которой предстояло провести ближайшие дни.
При уборке вещи полярников и старые фотографии были спрятаны подальше, поэтому комната больше не производила впечатления кубрика «Летучего Голландца», о чем упоминал Громов. Прикроватные тумбочки стояли пустыми, а на перегородке, отгораживающей спальные места от медицинского шкафчика и стола, висели красные куртки и шарфы. Среди них выделялся пестрый шарф, что Аня запомнила на фокуснике, и длинный вязаный хвост, который наматывала на себя Завадская. Анина спортивная сумка лежала на одной из нижних кроватей, а Сережина точно такая же, но другого цвета, была заброшена на верхнюю койку. Соседние двухъярусные кровати занимали французы и чета Долговых. «Это хорошо, – удовлетворенно подумала Егорова, – будет возможность для наблюдений».