Никто не заметил, как зашевелился Доберкур. Он глубоко вздохнул, на несколько мгновений распахнул глаза, а потом, вновь успокоившись, повернулся на бок, занимая более удобное положение…
53. В Хранилище. Развязка.
Ги Доберкур
Все пошло наперекосяк с того момента, как заболел мальчик.
Ги ненавидел болезни и боялся их. Слабость и, как следствие, не способность реализоваться, нудная обязанность принимать лекарства по часам, изможденный вид – что в этом хорошего? Сам он болел, к счастью, редко, но сталкиваться с больными и больницами ему приходилось. Его семья основала благотворительный фонд помощи неимущим, и Ги некоторое время возглавлял его. Это красиво смотрелось на фотографиях и приносило политические дивиденды, но мало кто знал, какой мистический ужас охватывал Доберкура-младшего всякий раз, когда он переступал порог очередного госпиталя. Ги внушал себе, что откупается от болезни и немощи деньгами, ведь каждому воздается по делам его, но, будь его воля, он бы лучше поддерживал каких-нибудь художников и поэтов. Да, вышло бы не столь душещипательно, но не менее благородно.
Болезнь мальчика сразу показалась Доберкуру дурным знаком, и он не обманулся в предчувствиях.
Сначала ему пришлось поменяться с Ашором и выехать на патрулирование с Дмитрием Ишевичем. Это было плохо по двум причинам. Во-первых, Ги желал держать кулон и Сережу под присмотром. Во-вторых, Ишевича он ненавидел, и скрывать эту ненависть было весьма затратно в плане душевных сил. Он бы с радостью устроил разведчику несчастный случай, но понимал, что Ишевич не дитя, которого легко обмануть. Он может избежать ловушки и отправить вместо себя на тот свет самого Доберкура. Пришлось, сжав зубы, терпеть и надеяться, что Сергей Давыдов не наделает глупостей.
Увы, Сергей их наделал, и Ги пришлось защищаться.
Уже после, сидя взаперти и страдая от жестоких побоев (Грач, хоть и не усугублял, но приложил знатно), Доберкур пришел к выводу, что и на него неблагоприятно действует излучение ципинь сюаня - иначе объяснить потерю хладнокровия не получалось. Вместо того, чтобы просто сбежать и дождаться удобного момента, Ги зачем-то ввязался в драку против обозленных русских мужиков.
Но, как говорят те самые русские мужики, «нет худа без добра». Теперь Ги знал расклад сил стопроцентно. Ашор и Патрисия, на которых он делал ставку, переметнулись в противоположный стан, и с ними теперь нечего было церемониться. Аня Егорова, пусть и киллер, показала слабину, никак не отреагировав на стрельбу (хотя Доберкур не сомневался, что оружие при ней было), это доказывало ее несостоятельность и подверженность излучению. Паша и Гена - очевидный балласт, которые ни за что не полезут на передний план. Ну, и минус Дима Ишевич – тоже немаловажный фактор. Ги давно собирался его устранить еще в отеле, да паршивец сбежал прямо из-под носа. Впрочем, судьба все равно его настигла.
Следующими шагами становилось выбивание из игры Грача, поиск настоящего Ключа и бросок до Хранилища. Все это следовало проделать как можно скорее, потому что, начав влиять на психику, ципинь сюань не остановится. Ги читал об этом эффекте в старинном тибетском трактате.
С этим трактатом получилось даже забавно. Посылая его с необычными поручениями и закаляя характер, его отец преследовал собственные тайные цели. Ги до поры не понимал толком, чем занимается в пустынях, джунглях и горах. У него не было полной картины. Однако все его поездки были не случайны, и разрозненные с виду задания постепенно выстраивались в связную цепь.
Именно в Потале, куда его отправили с простеньким поручением забрать приобретенную Доберкуром-старшим редкую рукопись пятого века, Ги пришлось наиболее тяжко. С манускриптом, представлявшим собой шелковый свиток, крепившийся на два деревянных колышка, трудностей не возникло, но пришлось постараться, чтобы отвязаться от преследователей и вывезти редкость за пределы государства.
Как оказалось, манускрипт содержал массу полезных сведений о необычном артефакте под названием «ципинь сюань» или «вихревая катапульта», или «черное солнце». Ги сделал копию и отнес лингвисту, заказав себе самый точный перевод. Лингвист затребовал немалые деньги, в том числе и за срочность, но Ги согласился бы на любую сумму, тем более, что, выполнив работу, жадина удачно впал в депрессию и покончил с собой, оставив семье кучу долгов и вопросов.
О содеянном Доберкур-младший не жалел. Папаша оказался калачом тертым, и, отправляя сына в Антарктиду, даже не подумал поделиться сведениями, написанными в тибетском манускрипте. Всем, чем угодно. Но только не им – знал, что эта рукопись дает в руки невиданную власть. Что ж, Ги сам о себе позаботился. Он изучил перевод от и до, затвердил некоторые абзацы наизусть, и долгое время считал себя едва ли не самым крупным знатоком по ципинь сюань, способным соперничать даже с Патрисией Ласаль.
По отдельным репликам, отпускаемым Патрисией, Ги казалось, что ей многое не известно. Она ничего не понимала в поведении радужной дымки (или пузыря, как его величали русские), не ведала о подземном ходе, и Ги сомневался, такой ли хороший из нее физик, как ему говорили. Впрочем, он старался поддерживать ее невежество, выдвигая бесполезные предложения, и с удовольствием наблюдая за ее растерянностью.
Противники в Антарктиде достались Доберкуру откровенно слабые. По сравнению с теми, кто преследовал его в Тибете, пытаясь отнять манускрипт, они были слишком сентиментальны и человеколюбивы. Громов – подумать только! – перед сном развязал ему руки, сковав спереди наручниками, и даже принес еды и воды. Неслыханная щедрость! И расточительство – сам Доберкур никогда бы не проявил снисхождения к пленным. Но тем хуже было для них, потому что у Ги вовсю уже зрел замысел, как выбраться из радиорубки, несмотря на забитые окна и двери.
Освободиться от наручников было сущим пустяком. Роясь среди хлама в поисках подходящих химических ингредиентов, Ги наткнулся на чистый сверток, который явно появился тут совершенно недавно. Развернув его, он не удержался от приглушенного возгласа: в тряпке обнаружилась серьга, очертаниями один в один напоминающая кулон Патрисии.
– Ну, ты и зараза! – произнес Доберкур в адрес своей подопечной, не скрывая отчасти своего восхищения. – Но учителя ты своего не превзошла.
*
В Хранилище Ги устроился с комфортом. Экспериментировать с Ключом он не стал – себе дороже, просто сидел, наблюдал и ждал Патрисию. Она должна была явиться не позднее, чем через сутки. Явиться одна – за своей реликвией. Это дело касалось только их двоих, и Ги был уверен, что Пат непременно избавится от сопровождающих.
Именно так она и поступила: обрезала веревку, скинула в пропасть ослабевшую киллершу и надолго задержала остальных, обвалив часть стены и сломав переправу. На сей раз у нее все получилось без осечек, не то, что на острове Обмана.
Ги не предвидел лишь одного: что Патрисия пойдет на такой огромный риск и не испугается смертоносного пламени. Ее ненависть оказалась сильнее, чем страх перед болью и мучительной агонией. Ги также не подозревал, что среди никчемных обывателей найдутся такие, кто поверит ей на слово. Патрисия всем успела показать свое истинное жестокое лицо, чтобы рассчитывать на доброту и сочувствие, даже муж отвернулся от нее, но наивных дураков, как оказалось, в группе хватало.
«А может, и не дураки они вовсе, – подумал Доберкур, – ведь план удался. Он попался в хитро расставленную сеть, своими руками набрав ложную комбинацию». Это он, выходит, дурак, раз положился на коварную женщину и упустил из виду, что все теперь идет по измененной Советами инструкции. Пат же упомянула об этом – а он пропустил мимо ушей.
А потом он подумал, что это «черное солнце» в очередной раз сбило его с пути. Конечно же! Оно испытывало его волю и подвергало испытаниям, потому что победа всегда достается самым достойным. Ги попался, но тотчас исправил ошибку, он все понял и осознал. Он успел в последний момент.