– Нет, зачем мне с ним ругаться, – Елизавет Даниловна пожала плечами и улыбнулась. – Это очень интересный молодой человек. И верный товарищ, как оказалось. Кстати, Вику нашу не видел?
– С Юрой она осталась после представления, – усмехнулся Урусов. – Дело-то молодое.
– Правильно, – сказала Бекасова. – У нее хотя бы глаза снова блестеть начали, заметил? Вот то-то же. Оттаивает наша девочка. Антарктида ее человеческим теплом встречает, на которое Москва не способна оказалась.
- Ну мы-то с тобой старались, Лизавета, разве нет?
- А на какой ляд мы ей с тобой сдались, старая ты заноза? – фыркнула Бекасова и добродушно потрепала ухмыляющегося в усы Урусова по руке.
*
Юрий Громов и Виктория Завадская
После представления Вика и Юра не смогли сразу расстаться и устроились в кают-компании, где как всегда было шумно, многолюдно и накурено. Громов познакомил Завадскую со всеми будущими зимовщиками, и те пришли в полный восторг от «шикарной барышни».
Юре тотчас кто-то сунул в руки гитару, и тот не стал отнекиваться.
- Что вам спеть на сей раз?
- Начинать и заканчивать надо всегда с хороших песен, - заявил один из бородатых геофизиков. – Так что выбери что-то душевное.
- «Антарктическую» давай! – предложил биолог. – У тебя она отлично получается.
- Ладно, - Юра тронул струны, проверяя настройку. Потом поднял голову, посмотрел на Вику и запел:
Ты прости, что тебя иногдаПеребором гитарным тревожу я.Светит в небе полярном звезда –На любовь мою чем-то похожая.И любовь моя, словно звездаОсветить мне дорогу старается.И любовь то во тьме пропадет без следа,То еще горячей разгорается.Столько в жизни знавал я широт,Что себе самому позавидую.Вот корабль ледокольный идет,Смело споря с самой Антарктидою.И любовь моя так же как он,Не преград, на препятствий не ведает,Даже сжатая, сжатая с разных сторонПрямо курсом намеченным следует[1]
Вика заслушалась, как и тогда, в первый раз. Только вот сейчас она не стала бороться с желанием присоединиться и стать своей. И после Громова тоже попросила гитару. Он охотно и с интересом протянул ей инструмент, В кают-компании повисла тишина. Вика подумала секунд десять, а потом запела:
Светит незнакомая звезда.Снова мы оторваны от дома.Снова между нами города,Взлётные огни аэродромов…Здесь у нас туманы и дожди.Здесь у нас холодные рассветы.Здесь на неизведанном путиЖдут замысловатые сюжеты...[2].
Ее выбор был встречен аплодисментами. Но Юра не аплодировал, а просто смотрел на нее так, как только получалось у него одного: тепло, интимно и восхищенно.
Вика, продолжая петь, улыбалась ему глазами. Они оба чувствовали, что мнение остальных сейчас не имеет значения. Потому что существовали они исключительно друг для друга.
*
Владимир Грач
Долгов не стал беседовать с Володей при жене, а вышел в коридор.
- Ты подозреваешь фокусника?– без предисловий спросил он. – Это он?
- Нет, - ответил Грач.
Ему хотелось сказать, что больше всех вызывает подозрение его жена и ее люди, но Володя не стал. Хотя по датам, которые он выверял все утро, сходилось. Пат была в России, когда Белоконев получил последнее письмо с требованием поехать в Антарктиду. И послание для Павла она тоже могла подбросить: заплатить какому-нибудь пацану, чтобы тот сделал грязную работу за нее. Что касается предыдущих лет, то у Патрисии было некоторое влияние на русское историческое сообщество, трое любителей военной старины получили от ее фонда гранты в свое время. Эти люди вполне могли выйти на Белоконева и снабдить нужным пропуском и материалами. Гена опубликовал статью о полярниках в «Историческом вестнике» и тем самым засветился. Белоконев, с его беспомощным характером и потрясающей наивностью, лучшая кандидатура для прикрытия. Конечно, все это слишком сложно, но отнюдь не невозможно.
Однако Павел ему не поверит – прочных доказательств у Грача все еще не было.
- Между прочим, фокусник угрожал мой жене.
- Каким образом - глупой запиской с предсказанием?
- Этот человек манипулятор.
- Что с того? Только дурак подставляется под удар записками с угрозами. Однако фокусник не дурак. Кстати, ты читал ее предсказание?
- Нет.
- Тогда с чего взял, что он угрожал - жене поверил на слово?
- А чего ты сам на него наехал?
- Перенервничал немного. Ашор, кажется, предпочитает держаться нейтральных вод.
- «Кажется»! – передразнил Долгов. – Ты догадался, кто скрывается под маской анонима?
- Кто-то из твоего близкого окружения. Круг постепенно сужается. И скоро я узнаю наверняка.
- А отпечатки пальцев собрал?
- Собрал, но толку с них не будет. Все смазано, неполно и вообще я не криминалист.
- Ты слишком медленно все делаешь. Осталось плыть чуть более суток.
- Тебе надо было раньше мне все рассказать. На корабле я ограничен в средствах и методах.
- Иными словами, я во всем и виноват!
- Да, Паша, виноват, - Грач смело встретился с сердитым взглядом. – И вот еще что: французы отожмут у тебя чудесный «бублик» – это как два пальца об асфальт. Пригляделся бы ты к тем, кого на груди пригрел.
- На Жака грешишь?
- Да хотя бы и на Жака. Или на его секретаря – тот еще перец. И русский знает.
- Конечно, знает, он же переводчик. Только зачем ему такая канитель?
- Это мне тоже интересно. И знаешь, уж коли зашел такой откровенный разговор, Патрисия тоже не так чиста, как тебе хотелось бы. На острове она сказала, что пойдет купаться, а сама не пошла.
Павел нахмурился:
- Откуда тебе это известно?
- Да это всем известно, кроме тебя. Не было ее на берегу возле купален. А вот где она шлялась, пока нам на голову обломки летели, это занятный вопрос!
- Бред! Ты же не хочешь обвинить ее в покушении?
- Я буду следить за ней, - сказал Грач. – И ставлю тебя в известность. Я ей не доверяю. Ты сделал ошибку, Паша. Даже несколько ошибок. Но еще есть время хоть что-то исправить и не наделать новых. Откажись от поездки в оазис, пожалуйста!
- Я не могу, - Долгов отвернулся. – И прибор этот, ципинь сюань, я не отдам – ни Патрисии, если вдруг она захочет его отнять, ни кому-то другому.
- Из-за денег?
- Из принципа, Вова. И из чувства самосохранения. Мы либо с тобой пойдем до конца и победим, либо наши трупы закопают прямо в там, в холодных снегах Антарктиды.
Володя помолчал, а потом задал вопрос, который, наверное, надо было задать уже давно:
- С кем ты договорился о продаже «бублика»?
- Не я сам лично, а начбез Борзин. У него были какие-то контакты в высших эшелонах. Дима Ишевич – его протеже, и я полагаю, что твой напарник приглядывает не только за мной, но и за тем, чтобы «бублик», как ты его называешь, благополучно прибыл в Москву.
- Это мне понятно, Паш. Ишевич был в группе, которая занималась поисками пропавших бумаг по контракту с Гособоронтехом, так что я не удивлен. Думаешь, Борзов дал ему какие-то специальный инструкции, отличные от моих?
- Всякое может быть. Ладно, иди отдыхай. Больше мне ваши услуги сегодня не понадобятся. Мы с Пат из каюты выходить не планируем.
- Постой, папку мне верни, пожалуйста!
- С файлами по истории? Сейчас вынесу. В ней нет ничего особенного, кстати. Так, общие места. Анонима по ним не вычислишь.
- Я сам разберусь.
Когда Долгов отдал ему знакомую папочку, Грач пошел прочь, на ходу шурша прозрачными файлами. Перед лестницей он встал как вкопанный: нескольких документов, как ему показалось, не хватало: в папке зияли не объяснимые ничем другим прогалы.
Володя оглянулся назад, но беспокоить Павла не стал. Скорей всего, не он, а его жена припрятала листы.
«Получается, однако, Патрисия с Белоконевым и правда не связана. Если она сперла бумаги, то раньше не знала, чем точно занимается историк, - подумал он. – Копать следует в ином направлении»
Грач зашел к Белоконеву в каюту и попросил проверить, действительно ли что-то в папке потерялось или историк по своей извечной рассеянности пропустил один из файлов-кармашков.