Когда он закончил и с тихим стоном откатился в сторону, даже не удостоив сжавшуюся на простынях девушку взглядом, Марина тихо сползла с кровати и, собрав одежду, отправилась в ванную. Душ был ужасно неудобный: тесный, с хилой струйкой и не поддающимся регулировке термостатом, и она заплакала, пытаясь смыть с себя мерзкий запах. Несколько выпитых глотков шампанского сделали ее достаточно чувствительной, чтобы начать себя жалеть, но его было слишком мало, чтобы относиться к проблемам философски. Марина решила вернуться в банкетный зал и надраться по полной.
– Так бездарно встретить новый год! – произнесла она со злостью и выключила воду. В момент, когда на улице раздались первые хлопки фейерверка, она стояла мокрая, с перекошенным лицом перед зеркалом и разглядывала синяки, оставшиеся после Симорского. Этот гад всегда любил погорячее...
*
Кирилл Мухин и его отец Андрей Мухин
На смотровой площадке, куда они поднялись вместе с отцом, Кирилл нашел свободную подзорную трубу. Увеличение у нее было не слишком сильным – аппарат предназначался для того, чтобы рассматривать окрестности, а не астрономические объекты, но зато вертелся на штативе свободно во все стороны, и мальчик, применив нужный светофильтр, направил его в небо.
Потратив минут пять на поиски и уже совсем разочаровавшись, он все же зацепил в окуляре яркую мохнатую запятую. Подкрутив резкость, Кирилл с восторгом уставился на приближающийся к Земле астероид.
– Папа, хочешь взглянуть? – позвал он отца.
Тот оторвался от перил и повернулся к нему:
– Странный ты выбрал ракурс, - произнес он.
– Это астероид- убийца! – пояснил Кирилл, отлипая на мгновение от окуляра. – Он очень необычный. Посмотри!
Андрей Семенович Мухин хлопнул сына по плечу, побуждая уступить место, и склонился к подзорной трубе.
– М-да, – он застыл, впитывая необычное зрелище, - выглядит жутковато.
– Прикинь, что будет, если он грохнется в океан! А если на город с миллионным населением?
– Ученые считают, что угроза преувеличена.
– А потом они добавили, что траекторию мелких фрагментов предсказать невозможно. Астероид развалился, и его части трутся и сталкиваются друг с другом, из-за чего шлейф из пыли и газа вырос в размерах уже в три раза. Вполне возможно, что какой-то камушек, а то и несколько войдут в земную атмосферу.
– И сгорят в ней, - сказал Андрей Семенович. Он хотел уж было оставить трубу в покое, но какое-то шумное движение внизу привлекло внимание, и он направил ее вниз.
– А может и не сгорят, – рассуждал Кирилл, – иногда метеориты не сгорают целиком…
Его отец, подрегулировав резкость, рассматривал высыпавших из гостиницы людей, среди которых была и его жена Сонечка. Соня была на много лет моложе мужа, и Андрей Семенович ее ревновал. Ревновал мучительно. Он с самого начала догадывался, что эта женитьба станет сплошной глупостью, но все равно женился, ибо ничего не мог с собой поделать. Оформить официальный брак казалось ему единственным способом удержать возле себя эту красивую, не очень умную, но страстную и непосредственную девушку. Соня по большому счету была обязана ему всем: положением, стабильностью, драгоценностями, но Мухин не слишком-то верил в женскую благодарность. Рождение ребенка должно было упрочить их союз, но тут Андрей Семенович допустил ошибку. Заботясь о душевном покое и здоровье молодой мамочки, он нашел для Кирилла няню, а потом, когда ребенок чуть подрос, гувернантку-француженку. В результате Соня уделяла Кириллу слишком мало внимания, привыкнув к свободе, с которой не желала расставаться. Даже тот факт, что их сын оказался очень способным и делал великолепные успехи во всех областях, не мог заставить ее относиться к ребенку с большей теплотой.
Андрей Семенович вздохнул, отслеживая маршрут супруги. Она держала под руку Катю, нынешнюю пассию актера Абызова. Сам Абызов обретался неподалеку – заметно пьяный и весьма неустойчивый. Павел вынужденно поддерживал его, не позволяя упасть лицом в снег. В руках у всех были бокалы с шампанским, но никто не пил – ждали фейерверка. Патрисия, вручив свой бокал Павлу, поправляла на нем шапочку, будто заботливая мамаша…
Андрей Семенович снова вздохнул. Пашу Долгова он понимал и сочувствовал ему. Женщины созданы, чтобы ввергать мужчин в искушение, он сам тому примером, и желание Павла как можно скорее привязать к себе понравившуюся девушку, естественно. Даже штамп в паспорте рождает иллюзию, что теперь-то она никуда от тебя не денется, что уж говорить о церковном браке.
И все же плохо, что Паша так спешил с этой свадьбой. Андрей Семенович не одобрял венчание в пост. От этого оно, конечно, не становилось менее легитимным, но начинать семейную жизнь с нарушений правил, пусть даже церковных, не очень красиво.
Мухин снова сосредоточился на жене, пытаясь понять, чем та занимается. Разглядев, что Сонечка стреляла глазками в сторону смазливого охранника Долговых, Андрей Семенович от нахлынувших чувств стал слегка задыхаться, однако в последний миг вспомнил, что с ним рядом ребенок, который не должен видеть ничего лишнего..
Послышались радостные крики: небо вспыхнуло разноцветными. шумно осыпающимися цветами. Соня запрыгала внизу, заорала и вдруг, повинуясь какому-то шестому чувству, задрала голову, взглянув прямо туда, где стояли ее муж и сын, невидимые из-за высоких перил, и отсалютовала бокалом.
Андрей Семенович отстранился от подзорной трубы и вытер платком заслезившийся глаз. «Знает, что я ее без надзора не оставлю, - подумал он, - иначе бы ух!»
– Ура! – заорал Кирилл. – С Новым годом, пап!
– С новым годом, Кир, – произнес его отец и обнял мальчика, прижимая его к себе.
Извернувшись, чтобы иметь возможность нормально любоваться салютом, Кирилл увидел неподалеку Юру и Вику. Они прятались все это время в самом дальнем углу крыши и целовались, не переставая. Мальчик сморщил нос, удивляясь, как можно самозабвенно заниматься такой откровенной глупостью, когда вокруг столько интересного. Салют и длится всего минут пять, неужели нельзя прерваться ради такого случая?
– Тоже мне, телячьи нежности, - проговорил он шепотом. Ладно, Вика – что от девчонок ждать, но Юра-то! Он произвел на Кирилла впечатление адекватного человека.
– Ты что-то сказал? – переспросил Мухин-старший.
– Ничего, пап. Жалко, что салют небольшой совсем, правда?
– Правда, сынок.
После фейерверка Кирилл вернулся к подзорной трубе. Она уже отключилась – закончилось оплаченное время.
– Дай еще жетон, пожалуйста!
Андрей Семенович порылся в кармане куртки и протянул сыну жетон, приобретенный заранее у администратора.
– Может, спустимся к остальным? – предложил он, выискивая невооруженным глазом Ишевича. Тот о чем-то переговаривался с Володей Грачом. Сони нигде не было видно.
– Сейчас, еще немножко! – Кирилл развернул трубу в сторону астероида. Ему показалось, что за прошедшие пятнадцать минут тот слегка вырос в размерах…
*
Павел Долгов
Это был суматошный день. Настолько суматошный, что Павел под конец выпал из реальности. Все его мысли окончательно заморозились, и он превратился из живого человека в механического болванчика, идущего туда, куда укажут, глотающего то, что положат перед ним на тарелку, и мычащего нечто невразумительное, если от него кто-то требовал ответа.
Церемония венчания в деревянной церквушке прошла как во сне. Павел уже с самого утра чувствовал напряжение и неприятную тяжесть в груди, а разговор с Володей окончательно испортил настроение. Он не хотел его слушать! Не хотел именно потому, что друг, скорей всего, прав. Сомнения, зародившиеся на корабле, по прибытии в отель окрепли и вот-вот грозились превратить жизнь в ад.
Вот только Паша не мог признаться верному Грачу. Существовало две причины, по которым он не имел права остановиться. Во-первых, он не мог вернуться в Москву с пустыми руками – слишком многое было на этом завязано, а без Патрисии и ее ключа добыть прибор невозможно. О том, чтобы он не делал глупостей в дороге, большие люди предупредили его особо. Во-вторых, он все еще робко надеялся, что подозрения ложные и Пат по-настоящему его любит, а если она и отчитывается еще перед кем-то, то лишь потому, что ее заставляют. Павел хотел доказать жене, что достоин доверия, что будет бороться за нее против всего мира – она обязательно это оценит. И очень символично, что венчание состоялось накануне волшебной новогодней ночи, когда все ждут от будущего перемен к лучшему.