– Русские туристы и русские специалисты словно два разных народа, – сказал экскурсовод пилоту, заглянув в кабину. – То ли дело китайцы, с ними никогда никаких хлопот. Ладно, Диего, ты разрешение на взлет получил?
– Давно еще. Все наконец-то на борту?
– Да, порядок. Пойду проверю, пристегнулась ли эта сладкая парочка.
Сзади, почти в самом хвосте самолета Игорь Симорский осторожно усадил Викторию так, чтобы голова ее покоилась у него на плече, обнял покрепче и закрыл глаза. Он сомневался, что поступил правильно, и даже не представлял, чем закончится эта авантюра, но уж слишком велик был соблазн. Эта женщина сводила его с ума в буквальном смысле, он не мог думать ни о чем, кроме как о счастье обладать ее роскошным телом. И теперь, просунув руки под ее куртку и оглаживая желанные изгибы, он мог лишь бездумно дрожать и бороться из последних сил с наваждением. Надо немного подождать! Еще чуть-чуть…
Сердце его от смеси испуга и предвкушения билось очень часто.
*
Для любознательных: как выглядят современные отели в Антарктиде (на примере отеля 5 звезд Белая пустыня)
25. Оазис Драконьего Зуба. Группа Громова
Знакомый по прошлым зимовкам вертолетчик Саня Петрушецкий сдержал слово – отвез Юру и Диму в долину первого января.
Путь им предстоял неблизкий, с одной остановкой на дозаправку. Первый отрезок пути или «плечо» их машина преодолела за пять часов. Совершив посадку на промежуточной площадке ("аэродром подскока", как обозвал ее Санек), совершенно необитаемой, они пополнили баки и продолжили полет до финальной точки – это отняло еще два часа. Над плоскогорьем их слегка поболтало, пришлось подниматься повыше и бороться с оледенением, но оснащенный самыми современными системами вертолет справился.
По правилам, экипаж этой новейшей машины, созданной специально для полетов в сложных зимних условиях, должен состоять как минимум из трех человек: командира, второго пилота и механика, но Петрушецкий на сей раз вылетел только со сменщиком.
– Мой механик приболел, а если чужого брать, так понадобится нудно оформлять бумаги, часы переработки высчитывать, – Саня скривился. – Ничего, вдвоем тоже справимся.
– Надеюсь, погода не подведет, – проговорил Громов.
Саня уверил, что модифицированное оборудование зарекомендовало себя с лучшей стороны, и они летают в любую погоду.
– Все, что ты помнишь по прошлым зимовкам, вчерашний день. Прогресс в характеристиках необычайный! Этот зверь одолевает две тысячи километров без дозаправки, и ему не страшны ни холод, ни ветер. А навигационный комплекс вообще мечта! Компьютер с доплеровскими измерителями угла сноса, представляешь? Нам удалось заполучить пару таких птичек у военных.
– Даже не спрашиваю, в обмен на что, – усмехнулся Громов.
– Правильно, не спрашивай. Все равно скажу, что фсбэшники их в карты продули, – хохотнул Саня. – Кстати, Громыч, помнишь, как один ушлый товарищ купил в личное пользование вездеход за два ящика водки[1], а потом балет на льду показывал и нечаянно машину утопил? Полярная ночь иногда причудливо действует на психику.
– Было такое, – кивнул Юра. – Однако эти вертолеты штучный товар, их и за контейнер водяры не отожмешь. Откуда они вообще в Антарктиде взялись?
– Мы ими разжились после марш-броска к Южному полюсу, когда нашего министра к америкосам возили[2]. В тот год это хитрое оборудование как раз обкатывалось. Сначала вертолеты оставили, чтобы эксперимент завершить, а потом их накладно возвращать стало. Ну, начальник Беллинсгаузена и подсуетился. Иностранцы на наши вертушки до сих пор облизываются.
– Повезло, – согласился Юрий.
– Совсем бы повезло, если б нам и денег на их содержание отвалили. А денег-то и нету. Поэтому мы используем уникальные вертолеты в основном, чтобы подзаработать, – погрустнел Саня. – Госфинансирование скудное, его даже на то, чтобы станцию нормально содержать, не хватает. Ангары прогнили – они с советских времен стоят, кабели всякие заменить и то целое дело. Вот на спонсоров и молимся, да еще на туристов.
– Теперь понимаю, почему Белоконеву так легко удалось вторую вертушку зафрахтовать, – смекнул Громов. – Я-то о них не знал.
– Ну да, нам вертолеты совсем недавно в пользование передали. И знаешь, я ведь ради них на Беллинсгаузене остался, такой опыт здесь нарабатываешь. Я теперь с закрытыми глазами хоть в туман, хоть в ветер, хоть видимость в ноль. Другим пилотам и не снилось, какая у нас обстановка нормой является.
*
...Над оазисом Драконьего Зуба сияло низкое закатное солнце, и редкие облака на желто-зеленом небе казались слепленными из пенопласта. Вертолет свободно несся над небольшими вершинами и перевалами, и его вытянутая тень скользила по голой земле.
Среди скал кое-где был виден снег, но многочисленные ущелья были заполнены бегущей водой, которая не замерзала даже в густой тени. Быстрые, местами с водопадами, ручьи и сине-зеленые озера с узкими заливами-фиордами среди бурых камней были очень красивы. А узкие полосы снега и плавающие в озерах обломки льда, окрашенные солнечными лучами в оранжевый цвет, придавали своеобразие необычному пейзажу.
Первой на маршруте привольно раскинулась долина Чаруского, где обосновался туристический лагерь, сейчас мирно спящий.
– Вам точно в соседнюю долину надо? – спросил Громова Петрушецкий. – А то смотри, какие роскошные домики они тут отстроили.
– Увы, нам не сюда, – ответил Юра, созерцая через широкие окна раскинувшийся внизу палаточный городок.
Зрелище, конечно, было впечатляющим. Палатки всех цветов радуги группировались по секторам. Ровными рядами по четыре штуки в каждом они располагались прямо по центру широкой долины. С одного края лагеря стояли миниатюрные машинки, казавшимися игрушечными – на них туристов развозили по объектам, а в противоположной стороне виднелись такие же игрушечные вертолетики на 5-6 пассажиров.
– Судя по тому, что ткань на палатках не выцвела на солнце, лагерь совсем свежий, – сказал Ишевич, занимавший сейчас кресло штурмана.
– Это точно, – подтвердил Саня. – Второй год они тут появляются, а прежде наездами бывали.
– А говорят, раньше тут была советская станция, – тихо заметил Ишевич.
– Может, и была, – не стал спорить Петрушецкий. – Знаете, сколько объектов мы в последние годы иностранцам переуступили?
– И сколько проектов законсервировали, – с грустью поддержал Громов.
Ему было известно, что у СССР некогда было самое большое количество научных баз на шестом континенте, но большинство из них проработали недолго. В настоящее время у России осталось только пять постоянных станций, а прежде было больше двадцати[3].
– На «кровавый водопад» хотите взглянуть? – предложил Саня, оглядываясь на Ишевича. – Как раз мимо следуем, небольшой крюк не крюк.
– Давай, – согласился тот.
А Громов, чтобы прогнать невольную грусть, рассказал забавную историю из жизни:
– Как-то играл я со своим племянником в «крокодила» и решил загадать слово «водопад». Сижу-думаю, как понятно изобразить? Мальцу всего-то лет пять было. Ну, я взял стакан с водой, поболтал им в воздухе, а потом завалился на спину – упал вроде как. Слова «вода» и «падать» совместил. А племяш вдруг запрыгал от возбуждения и выдал: «Знаю-знаю, это водка!»
Саня рассмеялся и, заложил в воздухе небольшой вираж, провозгласил:
– Эй, пассажиры! Внимание на половину второго. Перед вами Кровавый водопад Драконьего Зуба – самый впечатляющий феномен Земли Королевы Мод!
Дима и Юра приникли к окнам.
– Где? – уточнил Ишевич. – Не вижу..
– Да вон, сразу за вышками канатной дороги. Они тут комфортно устроились: с одной стороны вид на водопад, а с другой лыжная трасса и спуск на перевал, где альпинизмом занимаются.
– Занятно, – протянул Громов, поправляя солнечные очки. – Слышал, но прежде лично столкнуться не довелось.
С небольшого уступа срывалось неширокое, странного алого цвета полотно воды и терялось где-то в камнях. Вокруг все тоже было алым: лед, скалы, тени. Они выглядели зловещими мазками на холсте безумного художника. В ложе речушки за столетия намерз плотный слой льда такого же кроваво-красного цвета, тогда как вокруг ледник был привычно-белым. Из-за этого вопиющего контраста водопад походил на открытую рану, и складывалось впечатление, будто кровоточит сама земля.