– А чего это он такой? – с удивлением спросил Дмитрий.
– Ржавчина, – пояснил Юра. – И какие-то особые микробы, которые дышат железом, забыл их название. Они берут его из окружающих пород. В процессе железо становится нерастворимым и выпадает в осадок.
– Жутковато смотрится, правда? – подмигнул Саня.
Сейчас вертолет летел не по прямой, а лавировал среди вершин скалистого перевала Шаповалова. Справа и слева вверх тянулись изрезанные ветрами стены, резко переходящие в каменные осыпи. Снег попадался только изредка, да и то лишь на южной стороне. Впереди вздымался высоченный пик, давший название всему оазису.
Преодолев перевал, вертолет снизился и пошел над соседней долиной, которая местами больше напоминала распадок – узкий, темный и с отлогими склонами. От ветра, поднятого винтами, по поверхности прозрачных озер шла мелкая рябь, а от серо-желтого песка поднимались причудливые пыльные воронки. В туманных парах, стелющихся у подножия Драконьего Зуба, бил из разогретых недр теплый источник.
– Симпатичненько тут у вас, – одобрил Петрушецкий, – но тесновато. А вот и ваш груз.
Белая ткань парашюта лежала на земле причудливой сдувшейся змейкой, уползая частично в тень, частично в мелкий ручей.
– Смотри-ка, меткие какие, едва всю вашу еду не утопили, – произнес Саня в адрес неведомых летчиков.
Юра пригляделся к очертаниям контейнера, почти развалившегося от удара об землю:
– Это не наш, а того историка. Наши еще не прибыли.
– Ну, может с утречка, – обнадежил Саня. – Погода-то шепчет, грех не воспользоваться.
– Давай поищем заброшенную советскую станцию, если она еще существует, – предложил Юра.
– Давай, – согласился Петрушецкий и развернул машину в воздухе. – Если судить по карте, в противоположной стороне долина расширяется и, кажется, я вижу там что-то вроде грунтовой посадочной полосы. Смотрите-ка, даже светосигнальное оборудование у них имелось, ну надо же!
Несколько грязно-синих домиков, больше похожих на строительные бытовки, отыскались почти сразу за посадочной полосой. Неподалеку стояли брошенные и давно проржавевшие трактора, громадный тягловоз на гусеничном ходу и даже небольшой строительный кран – его стрела упала и лежала рассыпавшейся грудой. В самом конце полосы приткнулся носом в землю небольшой самолет, на месте люка в корпусе зияла черная дыра.
Саня садиться не стал, увел машину обратно – туда, где бил горячий источник и валялся выброшенный с самолета груз. Он выбрал более или менее ровную площадку и аккуратно посадил машину в притирку к контейнеру Белоконева.
– Который час? – спросил Ишевич.
– Сложно сказать, мы преодолели значительное расстояние от места старта, – откликнулся Громов. – Где-то в районе часа.
– Дня?
– Ночи, – усмехнулся Юра. – Антарктида не делится на часовые пояса, так что все условно[4].
– То-то я чувствую себя таким разбитым, – Дима отстегнул фиксатор и потянулся.
Юра и сам с огромным удовольствием покинул вертолет, разминая ноги на ровной, покрытой сухим серым песком площадке. Под подошвами ощущалась твердость древних каменных пород, воздух был свеж, но легкие не обжигал, а пронзительно-чистое небо уводило прямо в космос. Последнюю ассоциацию закреплял кометный след, тянущийся за астероидом – здесь он казался ярче и ближе.
– Тебе не кажется это странным? – тихо поинтересовался Дима, вставая плечом к плечу с Громовым и тоже разглядывая астероид. Ишевич, как и Громов, был без шапки, и ветер тотчас принялся ерошить его шевелюру. – Разве комета может быть так хорошо видна в светлом небе?
– Понятия не имею, но говорят, он очень близко к планете подошел, – Юра перевел взгляд на долину: – Где палатки разбивать будем?
Долина в этой части была зажата меж отвесных хребтов и полностью скрывалась в их тени. Горы в оазисе имели причудливо изломанную линию, состоящую из одинаковых острых верхушек, и напоминали хребет спящего динозавра. И только один-единственный выпирающий пик – тот самый Драконий Зуб – выбивался из ряда. В низине стелился темный песок с вкраплениями массивных камней, рассыпанных в полном беспорядке. Песок лишь слегка припорошил их, создавая обманчивое впечатление, будто они вросли в землю. Но это было не так: почва оставалась жесткой и совершенно бесплодной. Ни лишайника, ни пышного кустика мха не пробивалось сквозь многочисленные трещины. Повсюду господствовали серые, черные, коричневые и грязно-оранжевые краски, подчеркнутые опрокинутой светлой чашей небесного свода. Чуть впереди поблескивало маленькое озерцо, образованное вытекающими из теплого источника струйками. От него поднимался пар; ветер рвал его на части и затыкал туманными клоками трещины в скалах, отчего казалось, будто горы слегка дымятся.
– Прямо тут и встанем, – вынес вердикт Ишевич. – Отойдем от озера, чтобы влажность не беспокоила, и поставим палатку ближе к тому откосу, там камней меньше.
– Ладно, – согласился Юра. – Сегодня одну поставим, а остальные утром. Я тоже после долгого пути слегка притомился.
Тут Громов вспомнил свою бессонную ночь и глаза Вики, полные любви и счастья, и на душе в него стало спокойно и хорошо. Он был уверен, что их разлука не продлится долго. Эх, как было бы здорово поговорить с ней сейчас! Жаль, что он не догадался пригласить ее на сеанс связи.
– Кстати, сеанс! – воскликнул он, сообразив, что Грач сейчас наверняка нетерпеливо мается в радиорубке, ожидая вестей. – Дим, ты со своим начальством общаться будешь?
Ишевич мельком взглянул на соратника, и добродушно усмехнулся:
– Ты и сам справишься. Я с багажом лучше разберусь.
Юра и Саня скрылись в пилотском отсеке, чтобы связаться по рации с базой, а второй вертолетчик, Миша Подгудный, открыл грузовой отсек и стал помогать Ишевичу с поклажей.
Благодаря встроенным манипуляторам и миниатюрному тягачу, им удалось быстро справиться с тяжеленной палаткой, оттащив ее на середину долины. Весила она под двести килограмм из-за прочного дна и металлических опорных конструкций. В ней предполагалось разместить кухню-столовую, склад и медицинский отсек, без которого ни один лагерь в Антарктиде по правилам невозможен. Спальные палатки, конечно, были куда легче и представляли собой обычные шатры из двойного брезента с утеплителем. Именно такую в дополнение к ангару в итоге и поставили, отложив все прочие хлопоты на потом.
– Тихо здесь, – сказал Дима. – Из-за этой тишины все время кажется, что я оглох.
Это было правдой. В долине царила мертвая тишина, которую лишь подчеркивал отдаленный свист высотного ветра и механический звуки, производимые людьми и машинами. Урчание мотора, звяканье опор и голоса всякий раз непроизвольно били по ушам, из-за чего хотелось ходить на цыпочках и говорить шепотом.
Поужинали путешественники на камбузе, которым был оборудован вертолет, после чего Дима и Юра ушли в палатку, а пилоты принялись расстилать спальные мешки в специальном отсеке по соседству с кабиной управления. В обратный путь они собирались через несколько часов, чтобы вернуться на Беллинсгаузен к полудню второго января.
– Завтра прогуляемся до станции? – предложил Дима.
– Обязательно, – кивнул Юра, – хотя сомневаюсь, что там осталось что-нибудь стоящее. За полвека все приходит в упадок.
Ночью в долине разыгралась небольшая буря. Ветер свистел и выл за двойными стенками палатки, но внутри было хорошо и спокойно. Их походный домик надежно хранил тепло от небольшого обогревателя, который они с Димой включили перед сном на полчаса – на большее не хватило мощности разрядившейся солнечной батареи. Утепленные мехом спальные мешки добавили приятности отдыху, и в целом, как заключил про себя Юра, жить так было можно.