— Я не полезу на это! — прошептала Даша, когда вышла из дома, держа на руках спящую Дарину. — Не умею! Боюсь! К тому же, как ребенка держать?
Голову она уже успела перебинтовать и теперь своей повязкой напоминала Рембо.
Я устало вздохнул и сказал.
— Хорошо. Тогда просто залезь сверху и держись руками за седло. За уздечку поведу сам. Дарину тоже возьму я. Поверь, нам надо убраться как можно дальше, а пешком мы этого сделать никак не можем. Дашуль, ты умничка, ты сможешь.
— А если… — начала девушка, но я перебил ее.
— Давай ребенка и залазь на лошадь.
Несколько неуспешных попыток и мы двинулись прочь из проклятого поселка. Часа полтора спустя, мы пришли на место стоянки, где до сих по была разбита палатка, а в кустах лежал мой рюкзак.
Долго мы там задерживаться не стали и поспешили уйти подальше. Чтобы не рисковать слететь с лошади в темноте, мы вышли на старую дорогу и отправились по ней, пока, наконец, вдалеке не забрезжил рассвет. Тогда мы снова свернули с дороги и поскакали под прикрытием деревьев.
— Миша, я не могу больше ехать, мне больно. Натерла, — взмолилась Даша часам к десяти утра.
— Ладно, привал! — ответил я и направился в сторону небольшого оврага. — Тут остановимся.
Не успел я слезть с лошади, как вдруг девочка зашевелилась у меня на руках и открыла глаза. Сначала она хмуро посмотрела на меня. Потом огляделась и увидела Дашу.
— Мама! — воскликнула она, протягивая к девушке руки.
— Сейчас, моя хорошая, я сейчас, только слезу с лошади, — забубнила Даша.
— Ее зовут яблочко! — заявила Дарина.
— Кого? — не понял я.
— Мамину лошадку. А твою — Виноградинка. Опусти меня на землю, я к маме пойду, — деловито заявила девочка.
— Ладно, — растерялся я. — Давай тогда, ты поможешь маме слезть с Яблочка, а то она боится, а я пока разобью палатку.
— Зачем разбивать она же хорошая? А чем ее можно разбить? Молотком?
Я улыбнулся. Похоже, что только Дарина перенесла нормально последние сутки и, слава Богу, ничего не запомнила.
Я ласково погладил девочку по кудрявым волосам.
— Ладно, раз разбивать не будем, то ты поможешь мне ее установить.
— Ура! А ты научишь?
— Конечно, научу, — улыбнулся я и сам помог Даше слезть с лошади.
Спустя час мы замаскировались, как только смогли. Лошадей привязали к дереву внизу оврага, а сам овраг сверху закидали сухими деревьями и еловыми ветками так, что со стороны нас заметить было непросто. Мы с Дариной разбили палатку, а Даша тем временем приготовила завтрак на примусе.
— Дашуль, мне надо отдохнуть. Сегодня больше никуда не поедем, — заявил я после завтрака.
— А если погоня? — нахмурилась девушка.
— Не думаю, что за нами кто-нибудь погонится.
— Миша, ты что? Всех что ли… — с ужасом в голосе зашептала Даша, искоса смотря на девочку, которая пыталась накормить лошадь травой.
— Нет. Хотел, но не смог, — покачал я головой в ответ. — Рука не поднялась. Решил всем вколоть снотворного. Так что они до сих пор еще спят. Собак у них больше нет, лидера тоже, лошадей я всех выпустил. Пока они поймут что к чему, уже будет темно для погони. А завтра они нас уже не догонят.
— Спасибо тебе, — проникновенно произнесла Даша. — Ты снова спас меня. И не только за это.
— А за что?
— За то, что человеком остался. Я боялась, что ты перейдешь черту. Еще до того, когда нас взяли в плен. У тебя был такой взгляд, когда ты слушал про Дарину…
— Может, все же надо было закончить дело? Они мало чем напоминали людей. Да и после всего, что они творили, оставить их без наказания не вполне справедливо, — задумчиво произнес я.
— Может и так. Только не нам решать, кому жить, а кому умирать. Иначе, чем мы тогда будем отличаться от тех же бандитов или этих язычников-наркоманов. Когда придет время, жизнь сама их накажет, я уверенна.
— Ты действительно веришь в это? После всего, что мы видели?
— Верю. Еще неделю назад, я сама бы посоветовала перерезать всем горло. А теперь, кажется, кое-что поняла.
– И что же? — удивился я.
— Дарина.
Я вопросительно поднял бровь.
— Посмотри на нее. Ребенок в этом безумном мире. Жизнь посреди смерти. Ты же согласишься со мной, что после того, как началось вторжение, все мы живем в ожидании смерти, не имея надежды на будущее. А тут — жизнь. А где жизнь, там и надежда. Там и будущее. И то будущее не построить на убийстве беззащитных. Даже, если они заслужили такую смерть.
— Дашуль, а почему только сейчас? У вас же в Уфе тоже были дети?
— Да, только я их никогда не видела. Их всех где-то прятали, даже друг от друга. И теперь я понимаю, почему.