Нолан – умный и цепкий, другой – потому что много читал.
Отгородившийся от мира.
Перевод из Вест-сайда в Голливуд.
Ему нравилось действовать?
Нарушая закон?
Ввязался во что-то такое, что оставило ему лишь один выход – пуля в рот?
В этот момент раздался звонок. В трубке я услышал запыхавшийся голос Хелены.
– Много беготни?
– По горло. Привезли больного с острым инфарктом, сосуды ни к черту. Но все-таки откачали, дело идет на поправку. Собственно, звоню вот с чем: в обед я пошла на квартиру Нолана, хотела заняться разборкой вещей. – Она перевела дух. – Начать решила с гаража, там все оказалось в порядке. А вот в квартире, доктор, кто-то успел побывать до меня. Полный разгром. Забрали стереоцентр, телевизор, микроволновую печь, всю посуду, два торшера, даже картинки со стен поснимали. Думаю, и одежда не вся на месте. Наверное, подъехали на грузовике.
– О Господи. Мне очень жаль.
– Скоты. – Голос ее дрожал. – Подонки.
– Никто ничего не видел?
– Похоже, действовали ночью. В доме две квартиры – Нолана и хозяйки, она зубной врач, уехала куда-то на конференцию. Я позвонила в полицию, там мне сказали, что им потребуется не меньше часа, чтобы приехать. А к трем мне нужно быть на работе. Я оставила им свой номер и уехала. Да и что они смогут сделать? Составить протокол и подшить его в папку. Украденного не вернешь. Брать в доме больше нечего, за исключением... Машина! Машина Нолана! Как же я о ней не подумала? Машина в гараже – они либо не видели ее, либо им не хватило времени, и они за ней вернутся. Боже, мне нужно срочно назад! Надо, чтобы кто-то отвез меня – я отгоню его «фиеро» к своему дому... Голова, идет кругом – только что позвонил мой адвокат по поводу последних бумаг. Ограбить полицейского! Будь проклятэтот город. Плата внесена на месяц вперед, этого мне должно хватить, чтобы вое тут расчистить...
– Хотите, отправимся туда вместе?
– Вы и в самом деле не против?
– Конечно.
– Вы очень добры, но я не могу вас так обременять. Спасибо.
– Хелена, я же сам вам предложил. Все нормально.
– Так вы не шутите?
– Где находится квартира?
– Это Уилшир, Сикомор-стрит, неподалеку от Беверли. Сейчас я выйти не могу, слишком много пациентов. Может, в пересменку, если у нас хватит сестер. А если машину к тому времени угонят – черт с ней!
– Значит, до вечера?
– Для вас это будет уже слишком поздно, доктор.
– Бросьте, Хелена. Я – сова.
– Не могу сказать точно, когда освобожусь.
– А вы мне позвоните. Не буду занят – подъеду. В противном случае управитесь сами. О'кей?
– Договорились. – Она рассмеялась. – Спасибо вам, доктор Делавэр. Уж очень не хочется ехать одной.
– У вас есть еще минутка?
– Слушаю вас.
– Я говорил с Леманном.
– Что он сказал?
– Ничего, как и предполагалось. Конфиденциальность. Но он согласился просмотреть карточку Нолана. Если там обнаружится нечто, о чем доктор Леманн сочтет возможным рассказать, он будет готов встретиться со мной.
В трубке повисло молчание.
– Если вы этого захотите, Хелена.
– Да. Да, отлично. Начало положено – хорошо бы добраться до конца.
Глава 13
Вошел Майло с огромным белым пакетом, жуя потухшую сигару.
– Письма с угрозами. Только за этот год, – сказал он с террасы.
– А что они делают со старыми?
– Понятия не имею. Это то, что дал мне Кармели. Точнее, его секретарша. К кабинету меня не подпустили. Пойду сяду на телефон.
– Пока ничего?
– На автоответчике ждет куча сообщении. Хукс начал разработку Монтеса, но в данный момент парень выглядит чистым. Абсолютно. На всякий случай я проверил списки. Ноль. Ну, пока. – Он хлопнул меня по плечу и повернулся к двери.
– Майло, ты ничего не слышал о скандалах в Управлении? Меня особенно интересует Голливуд и Вест-сайд.
– Нет. В чем дело? – Он замер у порога.
– Не могу сказать.
– О, Дал. Думаешь, сыграл роль какой-нибудь грязный слух? А тыслышал?
Я покачал головой.
– Возможно, я делаю из мухи слона, но его врач намекнул мне, что не стоит задавать слишком много вопросов.
– Почему?
– Он сослался на конфиденциальность.
– Гм-м-м, нет, что-то не припоминаю. Будь это нечто значительное, то, при всей моей непопулярности там, я все же был бы в курсе.
– Ясно. Спасибо.
– Привет.
Я высыпал содержимое пакета на стол. К каждому письму был прикреплен голубой квадратик с датой получения.
Пятьдесят четыре послания, последнему три недели, первое отправлено одиннадцать месяцев назад.
Большинство были краткими и конкретными. Анонимными.
Классифицировать их можно было так:
1. Израильтяне – это евреи, то есть враги, потому что все евреи являются частью капиталистического заговора банкиров, масонов и Трехсторонней комиссии, цель которого – установить мировое господство.
2. Израильтяне – это евреи, а все евреи являются частью заговора коммунистов, большевиков и космополитов, цель которого – установить мировое господство.
3. Израильтяне – враги, потому что они колонизаторы и узурпаторы, которые похищают землю у арабов и продолжают угнетать палестинцев.
Кучи орфографических ошибок и такой рваный, безграмотный почерк, какого мне давно не приходилось видеть.
Последняя, третья группа – Израиль против арабов – отличалась совершенным отсутствием грамматики и на редкость неуклюжими фразами, из чего я заключил, что авторы некоторых писем явно были иностранцами.
В пяти письмах из этой группы упоминалось об убийстве палестинских детей. Их я отложил в сторону.
Но нигде не встретилось обещаний мести или открытых угроз в адрес консульских сотрудников и их детей. Ни слова о DVLL.
Я занялся марками на конвертах. Все письма были отправлены из Калифорнии. Двадцать девять из округа Лос-Анджелес, восемнадцать из Оринджа, шесть из Вентуры и одно из Санта-Барбары. Из пяти, где говорилось о детях, четыре оказались местными, одно – из Оринджа.
Еще раз прочел их все. Фонтан расистской ненависти никак не связывался в моих ассоциациях со смертью Айрит.
Открылась дверь, вошла Робин, за нею плелся Спайк.
– Письма благодарных пациентов, – ответил я, заметив удивленный взгляд, брошенный на гору бумаг.
Склонившись, Робин пробежала глазами пару строк.
– Мерзость. Их получал отец девочки?
– Консульство. – Я начал сгребать конверты.
– Я тебе помешала?
– Нет, я уже закончил. Ужинаем?
– Об этом я и собиралась спросить.
– Могу приготовить.
– Хочешь сам?
– Приятно чувствовать себя полезным, если ты не будешь против чего-нибудь простенького. Как насчет бараньих ребрышек, что в морозилке? С кукурузой на пару? Есть салат, вино и мороженое – что тебе еще нужно, девочка?
– Вино и всеостальное? Мое детское сердечко рвется из груди от нетерпения.
Занявшись грилем, я расслабился.
Ужинали на улице, неторопливо и спокойно, и через час отправились в спальню. В половине восьмого Робин поднялась и пошла в душ, а я продолжал валяться на простынях. Через несколько минут позвонила Хелена.
– Я освободилась, но вам нет нужды беспокоить себя.
Я прошел в душ, чтобы предупредить Робин.
– Ну что ж, – ответила она, – список добрых дел здесь на сегодня ты выполнил. Давай.
Сикомор-стрит оказалась приятной тенистой улицей чуть западнее Хэнкок-парка, застроенной дорогими особняками еще в 20-х. Дом, в котором жил Нолан, был того же разряда, но попроще: шероховатая белая штукатурка, никаких архитектурных излишеств, узкие, как бойницы, окна. Кустики юкки на запущенном зеленом газоне перед фасадом. – Я опередил Хелену на пару минут.
– Простите, что опоздала, перед уходом пришлось заполнить кое-какие формы. Надеюсь, ждете не очень долго?
– Таксист только что отъехал.