Из глубин объятий пискнуло:
— Артём, ты меня раздавишь.
Спохватившись, ослабил хватку, поцеловал в ушко.
— Ну, конечно, малыш. Кидай в стопку, что в мой рюкзак пойдет. И обязательно что-нибудь из косметики прихвати, будешь у меня самая красивая!
— Среди медведей? Поверь, это будет несложно. Я лучше гигиенических средств прихвачу.
Ближе к полудню Артём постучал в дверь соседа снизу. Тот сказал, что догонит. Догнал его уже на проспекте. Артём стоял, молча созерцая все еще горящий город.
— Ух ты! Да сколько же он гореть-то будет?
— Я читал, что Москва в восемьсот двенадцатом году горела четыре дня. И Гамбург во время так называемого великого пожара тоже, по-моему, четыре.
— Так Москва тогда была вся деревянная. А Гамбург? Это во время войны, когда бомбили?
— Нет, тоже в девятнадцатом веке. Но согласен, сейчас дерева в строительстве фактически нет. Хотя если прикинуть, мебели в домах много. Опять же центр был весь засажен деревьями. Короче, — Артём раздраженно махнул рукой, — что я, пожарный что ли? Откуда мне знать, сколько он еще гореть будет!
Потом повернулся к приятелю:
— А у тебя прогресс?
— В смысле?
— Судя по тому, что ты меня снова не пустил в квартиру, та подруга все еще у тебя?
— Вот ты Шерлок Холмс доморощенный! Ну да. А куда я ее дену? Ей теперь идти некуда, — и кивнул на пожар.
— То есть она сейчас у тебя дома? Не боишься?
— Чего, что она хату обнесет? Артём, не смешите мои подковы, как говаривал конь в одном мультике. Что у меня брать?! Макбук? Домашний кинотеатр? Представляю, как она плазму от стены отвинчивает и, шатаясь с ней в обнимку, по лестнице спускается. Это теперь мусор никому не нужный!
Друзья повернулись спиной к горящим развалинам и неторопливо пошагали по проспекту. Артём усмехнулся:
— Может, тогда пришла пора знакомить с друзьями?
— Стесняется она.
— Стесняется? — пришла пора удивляться Артёму, — что-то я вас с трудом понимаю. Поехать домой к парню, которого первый раз видишь, она, видите ли, не стесняется…
— Слушай, давай об этом не будем, — Мишка схватил соседа за руку, — по-братски прошу. Мне и самому во всей этой фигне тошно.
— Ладно, извини. Как думаешь, у Кирилла получится?
Мишка некоторое время помолчал, хмуро взглянул на приятеля, покачал головой.
— Мне бы этого очень хотелось, но… — вздохнул. — Кирилл мужик хороший и правильный, но он застрял в советском прошлом. Он верит в коллектив, в какое-то общественное сознание.
— А ты? Судя по всему, не веришь?
— Артём, я работаю в торговле, за день встречаю очень много людей. У нас, конечно, попадаются вменяемые люди, но очень много таких, как твой соседушка.
— Саня? — понимающе переспросил Артём
— Ага. Потребитель как он есть. Сам ничего сделать не хочет, но все ему должны. Ты предлагал ему за водой вместе сходить? Так ведь нет, у него ребенок маленький, у него теща, жена, прочие отмазы. Но воды ты ему принеси. Почему? Так ведь ему все должны! Кто-то должен обеспечить его водой, потом кто-то будет должен ему продуктов. А ты что за голубая кровь такая, а? С какого-такого перепугу тебе все должны, а ты никому?
— Миха, не заводись, шут с ним, с Сашкой. Он безвредный…
— Да, безвредный пока сидит в своей норе и теща с женой ему мозг выедают. Но попомни мое слово, когда их много… — махнул рукой. — Знаешь, как в Афинах поступили с Мильтиадом?
— Это кто?
— Вот те здрасте, чему тебя, двоечника, в школе учили?! Это тот, под чьим руководством греки персов под Марафоном разбили. Ты хоть в курсе, что это было сродни чуду? Персидская империя тогда была на подъеме, а Греция — разрозненные полисы. Персы высадились у Марафона — это город такой. Войско афинян и их союзников платейцев управлялось десятью стратегами. Короче, что делать — нападать в поле или отсидеться за стенами — эти стратеги договориться между собой не могли. Демократы фиговы. Тогда Мильтиад уговорил их все-таки биться здесь и сейчас. Ну а стратеги свалили на него всю ответственность: дескать, хочешь битвы, тогда давай, рули, инициатива, как известно, имеет инициатора. Тот порулил, да так, что персов вынесли на пиках, их военачальник погиб.
— Хм, честно говоря, я помню, что была какая-то битва и гонец пробежал расстояние в сорок два с хвостиком километра до Афин, чтоб рассказать о победе. Я тогда все удивлялся, почему нельзя было на коне доскакать. Лишь потом узнал, что на длинных дистанциях человек обгоняет лошадь. Прикинь?