«Ну да, — подумал Артём, — ты и пить, наверно, еще не умеешь, а тут наш Мишаня. Как он умеет очаровывать, я разок сам видел. Мастер! Только не влюбись в него, девочка: парень он не гнилой, но постоянства я за ним не замечал. Потом страдать не придется, когда он тебя на другую юбку поменяет».
За столом раздался всхлип. Ушедший в свои мысли Артём встрепенулся, огляделся. Рыдала Татьяна. Старалась сдерживаться, но получалось плохо.
— Извините, — она попыталась промокнуть слезы салфеткой, — просто я сейчас подумала, что если бы не уехала с Мишей, то…
И всхлипнула уже громче.
— То сейчас бы уже ни о чем не беспокоилась, — мрачно пошутил Артём.
Жена сделала ему страшные глаза, привлекла девчонку, обняла, стала баюкать, как ребенка:
— Ничего, милая, теперь все будет хорошо. Миша парень хороший, он тебя не бросит.
Тот часто закивал, подтверждая. Теперь Светка строила гримасы Мишке, пытаясь что-то втолковать ему таким образом. Наконец он, видимо, понял, забрал девушку от Артёмовой жены в свои объятия, стал негромко наговаривать ей успокаивающие слова. Так и сидели некоторое время под Мишкино воркование, которое изредка перекрывалось характерными звуками, когда Артём прихлебывал из кружки.
Наконец всхлипывания стихли совсем. Мишка и Таня ушли.
Артём и Света обедали, когда с улицы донесся звук мотора и характерные металлические нотки усиленного громкоговорителем голоса. На секунду лицо Артёма осветило радостью, захотелось крикнуть: «А вот и спасатели! Я знал, что это просто локальная катастрофа. Наконец-то все закончится!». Но краткий миг счастья развеялся, как только зазвучало обращение:
— Внимание, граждане, к вам обращается военный комендант района капитан Гаврилов. С этого момента общественный порядок в районе обеспечивают вооруженные силы. Любые антиобщественные деяния будут немедленно пресекаться. Ввиду особого положения мародерство, насилие над гражданами, порча общественного имущества караются на месте. Появление на улицах с огнестрельным оружием — под запретом. Любые массовые выступления — под запретом.
Выступление повторялось, но звук затихал, удаляясь: видимо мегафон был установлен на чем-то передвижном.
— Это что еще за новости?!
Артём откинул шторку, выглянул в окно. По проспекту неспешно двигались солдаты. Каски, бронежилеты, автоматы. Хвост колонны, которая постепенно скрылась за соседним домом.
— Хм, настоящая жизнь в городе начинается, когда в него входят гусары. Так, кажется, говорилось в одном фильме?
— Военные…
— Что?
— Там было «военные». Это выражение Козьмы Пруткова.
— Да? Вот не знал! — рассеянно проговорил Артём, садясь на место. — Действительно пришли военные, и чего от них ждать, я не знаю.
— Наверное, в первую очередь порядка? Ты же сам рассказывал, что у «Звездного» творилось.
— Это точно, — продолжая думать о чем-то своем, подтвердил Артём.
С армией у него были сложные отношения. В старших классах он относился к призыву как к неизбежному этапу свой жизни: не плохо и не хорошо, он просто наступит, и все. Так же неизбежно, как детство сменяется отрочеством, а там и взрослой жизнью, и надо быть слегка ненормальным, чтоб оттягивать или надеяться избежать.
Потом тяжело заболела мать и ему дали отсрочку. Он не просил, но если само идет в руки, что ж отказываться? Другие искали ходы, лазейки, а тут пришло само. Когда мать умерла и оснований не служить не стало, про него, видимо, забыли в военкомате. Так бывает, а он и не стал проявлять инициативы. А потом он переехал, устроился на работу, да и возраст опять же. Хорошо идти служить, когда тебе восемнадцать, и совсем другое дело — в двадцать пять. «Дедушки», которые моложе тебя на шесть лет, сверстники лейтенанты… В итоге с армией Артём разминулся.
Окружающие к этому факту Артёмовой жизни относились по-разному. Одни восхищались: мол, красавчик, так и надо, нечего дурацкую лямку тянуть и впустую два года из жизни выбрасывать. Другие смотрели искоса: мол, откосил, не то что я, долг Родине отдавший с чистой совестью.
Тыканье «неслужением» откровенно злило. Особенно в один исторический период его жизни, когда работа в охране представлялась отличной альтернативой, а его завернули как раз по этой самой причине. Дело было летом, перспектив с другой работой не проглядывалось, Артём смотрел на собеседовавшего с ним молодого человека, высокомерно заявляющего, что человек, не прошедший службы в армии, просто не может претендовать на работу в их крутой охранной фирме: на его округлившееся брюшко, на одрябшие руки, намечающийся второй подбородок, — и был в шаге от предложения тому прогуляться вместе с ним до ближайших брусьев или турника.