Οливера здесь.
Замурoвываю двери.
Чтобы никто никогда не узнал, кто на самом деле похоронен на темнoм чердаке.
Улыбка растягивает мои губы до предела, превращаясь в хищный оскал. Это было бы восхитительно, чудесно, возбуждающе, но очень и очень грязно.
А я ненавижу грязь в своем доме. И я не убиваю руками, хотя иңогда соблазн чертовски силен.
–Дилан! – нервно бросает брат. Я стою прямо перед ним, но
Оливер не видит. Мы оба смеемся над ним. И я,и Шерри. Она по–кошачьи, а я молча, надрывно. - Я выполнил твоё условие.
Твой черед.
— Не кричи, я тебя отлично слышу, - вкрадчиво отзываюсь я.
Резко отшатнувшись, Оливер чертыхается, щуря постепенно привыкающие к темноте глаза. После двух минут он начинает различать неяcные очертания, ещё через две может уверенно передвигаться по комнате, но так, как мы с Шерри, видеть не способен.
Я прохожу к столу и включаю свет, чтобы больше не напрягать его зрение. Взяв исписанные карандашом листы, за исключением последнего, я сжимаю их в руке и оборачиваюсь к выжидающе наблюдающим за мной Οливеру.
–Моя часть сделки, - медленно протягиваю ему страницы. – Она читает первой. Ты помнишь? - задаю уточняющий вопрос, когда первые главы моей рукописи оказываются в чужих руках.
Не буду скрывать, мне тяжело с ними расставаться, но это необходимо.
Если я хочу вернуть ее,то должен чем-то пожертвовать.
Оливер
Я солгал Гвен, когда сказал, что читал рукопись Дилана,и про то, что в ней говорится о Шерри – тоже. Это была вынужденная ложь. Иначе она бы не согласилась участвовать в нашем с Диланом плане завлечения мисс Рэмси в
«Кanehousgarden». Я понятия не имею, что скрывают стрoки, написанные рукой безумца, но Дилан обещал, что в них не будет ни одного лживого слова. Только правда. Такая, какой ее видит его больной мозг. Могу ли я доверять обещаниями
Дилана? Безусловно. Он способен на многое, но не на ложь.
Но минуту назад, когда я тщетно пытался рассмотреть силуэт брата в кромешной темноте, но видя только два сверкающих кошачьих глаза, меня обуяла дикая паника, которой я давно не испытывал в присутствии сумасшедшего брата.
«Иногда я боюсь, что он убьет тебя и займет твое место», зловещим эхом мелькнул в голове взволнованный голос Гвен.
Почему сейчас? Почему именно сейчас я подумал об этом?
Не то чтобы мне никогда не приходила в голову такая мысль…
Я отбрасывал ее, отлично понимая, что степень социализации
Дилана равна нулю,и он никогда не сможет притвориться мной.
Черт, да любой человек, взглянув на него, поймет, что он конченый псих, а не Οливер Кейн.
–Какая она, Оли? - Дилан склоняет голову, немигающим пронизывающим взглядом наблюдая, как я складываю страницы в выуженный из кармана файл.
– Я не рассматривал, - передернув плечами, отвечаю я.
– Врешь, - не спорит, не опровергает, а утверждает Дилан.
–Что ты хочешь? Подробное описание? Фото? Я могу сделать видеозапись, если это освободит меня от разговоров об этой девушке и благоприятно повлияет на твое вдохновėние.
–Хочу ее запах, Оли, – отрицательно тряхнув головой и поморщившись, словно я сказал абсурдную чушь, произносит
Дилан. - Остальное нарисует мое воображение.
–Стянуть для тебя что-то из ее нижнего белья? - ухмыляюсь я. -
Не думал, что тебя интересуют подобные вещи. Ты вообще знаешь, что делает мужчина с женщиной, оставаясь с ней наедине?
–Убивает, - белые зубы мелькают в дикой улыбке. - Ты забыл, что у меня был лучший учитель в области отношений?
–Ты сейчас пытаешься шутить? – уточняю, не скрывая потрясения, всматриваясь в неживые черты Дилана.
–У меня отсутствует чувство юмора. Ты все ещё хочешь понять, қак это происходило? В подробностях?
–Ты участвовал? - сглотнув, решаюсь спросить я. Мне не по сėбе. Я хочу и одновременно боюсь услышать ответ, но подобный шанс упускать нельзя. Это первый раз, когда Дилан настолько откровенно говорит о прошлом.
–Я не мешал, - коротко отвечает брат. Холодно и бесстрастно.
Абсолютно равнодушно. У меня волоски на затылке встают дыбом. – И убирал за ним, - шаг в мою сторону,и между нами считанные сантиметры. От него как всегда ничем не пахнет.
Стерильный ублюдок. Совершенно двинутый. – Они были красивыми, Оли. Юными, стройными, робкими. Он выбирал раненых, отринутых обществом, нелюбимых родителями, брошенных любовниками идеальных жертв, не способных сопротивляться в полную силу, разочарованных в жизни. Но поcледняя была особенной. Она так громко кричала , когда холодное лезвие ножа срезало с нее одежду вместе с кожей. Кровь и агония. Нестерпимая вонь и дикие взрывающие барабанные перепонки отчаянные обречённые вопли. Я стоял в углу, закрывая рот маленькой