Дома, мама растапливает печь. Кирочка обожает эту огромную печку, похожую на ту, из сказки про щуку, на которой Емеля ездил по деревне. Вот бы тоже, сесть и уехать туда, где можно вдоволь наесться и согреться. Тепло от печки тут же согревает маленькие детские ручонки и будит воспоминания. Страшные, не детские, они никогда не дадут ей забыть, как мама засовывает ее в печную духовку, стараясь спрятать от осколков немецких снарядов, разбомбивших соседний дом.
- Лютая зима - шепелявит Кирочка, подслушанную у взрослых фразу. Ей, хоть и холодно, но очень хорошо, ведь рядом любимая мама. Завтра она вновь отправится в детский садик и, каждый день будет ждать ночи, когда мама, после работы, пройдя по ледяной стуже полгорода, принесет ей маленькую баночку похлебки из картофельных очисток. Она проделает этот путь, что - бы поддержать жизнь в прозрачном, дистрофичном теле, самого любимого существа на этой планете. Своей доченьки. - Ешь, Кирочка, кушай - будет говорить она, гладя свою девочку по завшивленой голове, твердой и шершавой, от холода и работы, рукой.
Что это с водой - интересуется Кира, с интересом, наблюдая, как на поверхности образуется грязная, пенная шапка. - Ничего, давай спать ложиться. Они лежат, тесно прижавшись друг к другу, и нет на земле счастливее людей, чем мать и дочь обнявшиеся на теплой печке.- Мама, ты такая красивая. Я всегда - всегда буду с тобой - говорит Кирочка, обвив костлявыми ручонками материнскую шею. Утром девочка вернется в детский сад. - Ты придешь? - С надеждой смотрит она в любимые мамины глаза.
Конечно, - просто отвечает мать, думая, что она даже приползет к своей малышке, если будет ни в силах идти. Лютая зима - на улице, в душе, в сердцах измученного, обессиленного, голодного Ленинграда. И среди этой люти мать и дочь, борющиеся за выживание и счастье. Счастье быть вместе.Глава 2 Весна
Кончилась лютая, унесшая тысячи жизней, зима. Нет, ничего не изменилось, исчез только пробирающий до костей, нестерпимый холод. Но в душах людей, в их измученных голодом телах он остался. Они выходят на улицы, что бы очистить от грязи и нечистот, любимый, изувеченный блокадой город.
Детей в Кирочкиной группе стало совсем мало. Нянечки смотрят на них и плачут, глядя в отрешенные лица детей. Они больше похожи на старичков, по случайности имеющих детские, дистрофичные тельца. Ужасает, что в глазах детей совсем нет света присущего детству. Им не интересно, куда делись их собратья по несчастью.
- Вставай Кирочка, идем - теребит девочку нянечка, но ребенок не реагирует, оживает только лишь тогда, когда руки воспитательницы выносят ее на улицу, и кладут прямо на землю возле палисадника, покрытого первой зеленью. Девочка не может идти, как и все ребята лежащие вокруг нее на земле. Но жажда жизни, настолько высока, что дети ползут. Они рвут солнечные, желтые одуванчики, клевер, осоку и жадно засовывают в рот эти нехитрые витамины, которые, так нужны растущему организму. Кирочка чувствует горечь, наполняющую ее рот, и радуется, ведь горечь это тоже вкус. Вкус, которого она не чувствовала уже несколько месяцев.
- Ешьте дети, кушайте - бегает вокруг них воспитательница, сама, едва держащаяся на ногах от голода. А Кира ест зелень и вспоминает, как они с мамой ждали эвакуации, сидя в, битком набитом, вагоне. Она сидела на деревянной лавке возле мамочки и смотрела на толстого дядьку с лоснящимся, словно масляным лицом. Он ел колбасу, вкусную, ароматную с мелкими вкраплениями желтого, прогорклого сала. Голодная Кирочка смотрела на челюсти, перемалывающие вожделенную колбасу, и мечтала, хоть о кусочке этого лакомства, но дядька съел все сам, никого не угостил. Он пожирал ее, запихивая в рот огромными кусками, словно чудовище, заглатывающее свою жертву.