Христианство, также выработавшее канон лишь после периода осцилляций, когда оно было представлено арианством, несторианством, монофизитами, монофилитами и прочими метафизическими конфигурациями, разделилось в дальнейшем на несколько крупных конфессий: православную, католическую и протестантскую, каждая из которых, несмотря на общий источник, фактически уже представляет собой отдельную мировую религию.
Из истории нам известно, как происходил распад империй на национальные государства, а если мы обратимся к биогенезу, эволюции на Земле жизни, то увидим непрерывное расслоение видов на видовые отдельности, образовывающие в дальнейшем новые ветви развития. Материал здесь имеется колоссальный; вряд ли его можно оспаривать.
Несколько выпадает из общего ряда лишь вид homo sapiens.
Современный человек практически ничем не отличается от кроманьонца. Анатомические признаки, которые он обрел за последние 40—50 тысяч лет, находятся на уровне макияжа. Собственно, можно указать только на акселерацию: некоторое ускорение физического развития, сопровождающееся, правда, заметным увеличением роста. Впрочем, это чисто «арифметические отличия». Ни о каком существенном биологическом продвижении говорить не приходится.
Понятно также, почему это произошло. Регулятором эволюции homo sapiens с определенного момента стал социум. Социальные отношения, как только они укрепились, сразу же начали жестко нормировать само понятие «человек», и биологические маргиналы, в каком бы виде они ни проявляли себя, немедленно отторгались. Социум еще готов был принять слепого Гомера, одноглазых Нельсона и Кутузова, Геца фон Берлихингена с железной рукой – история знает немало подобных примеров, однако, например, шестипалость, встречающаяся не так уж и редко, наличие на ладонях остаточных перепонок, сросшаяся в виде копыта ступня считались абсолютно недопустимыми. Уроды – а с точки зрения видовой нормы любое отклонение от нее есть уродство – либо уничтожались весьма безжалостно, либо оттеснялись на социальную периферию.
О степени подавления видовой инаковости можно судить, например, по тому, что когда стада архантропов около полумиллиона лет назад вторглись на территории, заселенные австралопитеками (australopitecus robustus), то не истребили там ни одного вида животных, кроме своих дальних родственников (4). А несколько позднее кроманьонские племена точно так же истребили неандертальцев (5). Здесь, на наш взгляд, лежат истоки атавистического страха перед «другим», который далее многократно воспроизводился и в социальных нормах/репрессиях, и в литературе, – страха перед «почти таким же», перед биологическим «двойником», перед тем, кто настолько тебе подобен, что может занять твое место в биологическом бытии. Напомним, что в XVI веке вполне серьезно обсуждался вопрос, можно ли считать людьми индейцев Южной Америки. Принадлежность их к роду человеческому была утверждена только после принятия специального папского постановления. А спустя двести лет тоже вполне серьезно обсуждался вопрос, есть ли душа у негров. «Ад – это другие», – заметил Сартр. Иными словами, враг номер один – это тот, кто похож на тебя.
В общем, с появлением универсализованных нормативов видообразование homo sapiens было приостановлено. Возобладал процесс насильственной консолидации человека. Социальный геноцид, длившийся долгие тысячелетия, стал тем оператором, тем беспощадным резцом, который жестко удерживал разум в формате антропоморфности.
Положение изменилось лишь в конце ХХ века. На границе тысячелетий проявились два новых фактора, которых ранее в человеческой истории не было.
Прежде всего, конечно, это победа либерализма, переплавленного за предшествовавшие столетия в законы и бытовые стереотипы и образующего сейчас основную фактуру западной цивилизации.
Здесь, вероятно, уместно вспомнить, что либерализм – это не только рыночная экономика, основанная на частной собственности и конкуренции, как иногда слишком упрощенно считают, либерализм – это в первую очередь социальная философия, предполагающая, что у каждого человека есть данные Богом или врожденные, то есть «естественные», права, что эти права не могут быть никоим образом отчуждены и что социум, а тем более государство обязаны обеспечивать неукоснительную реализацию этих прав.
Любопытно, что ни в каких международно признанных документах не дано определение того, что есть человек. Видимо, до сих пор потребности в данном определении не возникало. Правда, чисто интуитивно, руководствуясь здравым смыслом, можно предполагать, что, с юридической точки зрения, человеком признается любое антропоморфное существо, живущее на Земле и обладающее человеческим разумом. Кстати, понятие «разум», как мы только что говорили, также должного определения не имеет. Существующие тесты «на интеллект» все чаще проходят компьютеры, подлинным интеллектом не обладающие. Однако именно этот критерий является для закона решающим: в современном демократическом обществе какое-либо ограничение прав человека возможно только при дефиците разума. Ни физические, ни физиологические отклонения, если только они не сказываются на способности «здраво» судить об окружающем мире, юридического значения не имеют. Инвалиды с врожденными или приобретенными анатомическими дефектами обладают тем же гражданским статусом, что и «здоровые» граждане.