– Блин, ты что-то нашел? – окликнул меня Натан, когда я показался над люком.
Я весь сжался, когда колкий холодный воздух задул по моей промокшей насквозь одежде и коже.
Не говоря ни слова, я бросил найденную одежду и игрушку на крышу и с предельным вниманием, чтобы не поскользнуться, стал спускаться.
Когда я оказался внизу, Натан, оборачивая меня полотенцем, сказал:
– Приятель, от тебя воняет, как из сточной канавы, но это было круто.
Я не мог говорить. С трудом отвязав веревку, я стащил с себя мокрую одежду, пытаясь обсохнуть, затем натянул принесенные с собой брюки, рубашку и ботинки. Ушло немало времени, чтобы почувствовать, что три пары носков имеют какое-то значение. Собрав все в мокрую кучу и не обращая особого внимания на мои находки, мы молча направились прямо в подвал. Там Натан включил для меня на полчаса бойлеры, чтобы, сидя рядом с ними, я согрелся и пришел в себя. Мы не знали, сколько еще сможем ими пользоваться. И это был великодушный жест.
Я сидел завернутым в меховое покрывало, а Натан тем временем притащил немного алкоголя из своего тайника в баре, надежно запертого под замок и заставленного коробками со стаканами и прочей кухонной утварью. Я кивнул в сторону мокрой тряпки, лежавшей на полу рядом с моей сохнущей одеждой:
– Похоже на платье:
Сидя рядом, Натан скрутил нам по косяку.
– Давление в трубе нехилое… вот и засосало. Повезло, что дальше не ушло. Тогда бы ни в жизнь не нашли.
Я отодвинул свою одежду в сторону, чтобы получше рассмотреть платьице в желто-белую клетку, со старомодным, некогда белым кружевным воротничком. Обычно, когда родители одевают в такие своих дочек, те выглядят как куклы. Я бы не купил такое платье для Марион. И Рут ни за что на свете не надела бы такое.
Проверяя ярлычок, я заметил почти полностью вымытые следы черного маркера.
Скорее всего, это было имя, которое начиналось на «Г», или «М», или «Н». Точнее сказать не получалось.
Я прислонился к стене рядом с бойлером и отшвырнул платье ногой.
Натан вручил мне косяк, и некоторое время мы молча курили.
– И Таня не нашла никаких отметин на ней, когда осматривала?
– Ничего, – задумчиво ответил я, – но говорит, непохоже, что девочка утонула. И еще, перед тем как она попала в воду, ее могли накачать наркотиками или, например, снотворным.
Он вздрогнул:
– Звучит зловеще.
– Не верю, что тебе наплевать, что этот мерзавец, может, все еще находится в отеле.
– С чего ты взял, что это он? И мне не наплевать, просто… – Натан выдохнул. – В моем дерьмометре, показывающем степень наплевательства, сейчас слегка сбиты настройки.
– Нельзя забить на добро и зло только потому, что…
– …наступил конец света?
Я возразил:
– Мы всё еще живы.
Марихуана уже начала лезть в голову. Было приятно.
Натан выглядел печальным.
– Не могу поверить, что умру в отеле. С голоду там или как-то так. Хреново.
– Голод наступит, когда докурим. И этот фактор мы не учли.
Он фыркнул:
– О’кей, прикольно пошутил.
– А разве обычно я не так шучу?
– Да нет, просто ты старше моих приятелей.
– Как ты здесь оказался? – поинтересовался я.
Я видел его реакцию, когда он обнаружил тело, поэтому вряд ли Натан имеет отношение к убийству. Однако мне хотелось записать как можно больше биографических сведений о людях, которые живут со мной в отеле.
– Да я тут недавно работаю. Полгода, наверное. Моя история такая странная, расскажу – не поверишь.
– Спорим, поверю. Теперь все странное.
– Это из-за отца. Ну, отчима. Хотя нет, отца. Я из-за него здесь.
– Пока ничего странного.
– Ты даже не представляешь, – усмехнулся он.
Бойлер издал громкий звук, напомнив Натану, что пора его выключить, но в подвале еще долго было тепло, и мы сидели там и курили еще несколько часов, пока сохла моя одежда.
Мы оба были под кайфом, и Натан рассказал мне замечательную и странную историю. Я только все испорчу, если попробую пересказать ее своими словами. Поэтому я попросил его записать эту историю, и он согласился. Прикреплю его рассказ к своим запискам чуть позже.
День пятьдесят второй
Сегодня утром я спросил Дилана, можно ли мне воспользоваться его комплектом запасных ключей, чтобы обыскать отель. Он собирался пробежаться до озера и обратно – расстояние, которое, по его словам, составляло три мили, – и ему, похоже, больше хотелось размяться перед пробежкой, чем тешить мою вновь обретенную целеустремленность.