Что касается Миколы Шевченко, то он отсутствовал. После ампутации руки он был слишком слаб и находился под воздействием обезболивающих. Большую часть времени он проводил во сне, и в этом было какое—то жуткое милосердие.
Фостера тоже не было. Во всяком случае для большинства присутствующих. Сделавшись незаметным, он появился на площади всего на несколько минут, но к телу Адэна так и не приблизился. Оставшееся время церемонии Эрик предпочел провести в своей комнате. Он не хотел, чтобы люди косились на него, а ненавистные «энергетики» лезли в душу и копались в ней, как у себя в карманах. Свои эмоции он предпочитал переживать в одиночестве.
Каково же было его удивление, когда спустя пару часов в дверь его комнаты постучали. На пороге стоял Лесков, и Фостер немедленно выдавил из себя привычную ухмылку.
— Неужто сам вождь мирового пролетариата снизошел до меня, убогого, и лично решил наведаться в мою лачугу? — с сарказмом воскликнул он.
— Говорят, вас не было на церемонии, — Лесков проигнорировал нелепое обращение американца и, не дожидаясь разрешения, прошел в комнату.
— А она была сегодня? — Эрик удивленно вскинул брови. — Какая досада, а я и запамятовал!
— Такое и впрямь хочется забыть, — тихо ответил Дима. — Я… знаю, каково это.
Фостер не ответил. Его губы дрогнули, но в тот же миг он снова заставил себя весело ухмыльнуться:
— Неужто вы пришли выразить мне свои соболезнования?
— Нет, — Лесков отрицательно покачал головой. — А разве они вам нужны?
— Нет…
Несколько секунд они смотрели друг на друга, прекрасно понимая, что в данном случае слова действительно не имеют значения. Они оба знали, каково это — терять человека, который любит тебя даже тогда, когда остальные видят в тебе лишь монстра.
Эрик первым отвел взгляд, чувствуя, как в груди разливается знакомая тяжесть. Прежде он не особо задумывался над своим отношением к Лунатику — так было проще жить. Ну был этот мальчишка, и был. Ну помог ему сбежать из лаборатории… Ну любил его, как родного брата.
Поначалу Фостер считал себя лишь его должником. Ни о какой привязанности не могло быть и речи. Привязанность вообще, как гвоздь в ступне — не смертельно, но автоматически делает уязвимым. В свою очередь он, Эрик, попросту не имел права на слабости.
По—настоящему он и Лунатик сблизились лишь здесь. И как наемник ни пытался ограничивать их общение, мальчишка тянулся к нему все больше. Что бы Эрик ни говорил, как бы ни пытался отвадить его своими ядовитыми шутками, Адэн лишь улыбался. Лунатик прощал ему все, только бы снова увидеть своего странного «друга».
— Как думаешь, почему такие как он умирают, а твари вроде нас продолжают жить? — внезапно произнес американец и снова посмотрел на Лескова. Его губы искривились в усмешке. — Это естественный отбор, или же самой судьбе интереснее наблюдать исключительно за мразями?
— Вы удивитесь, Эрик, но я постоянно задаю себе тот же вопрос, — задумчиво отозвался Дмитрий. — Вокруг меня было немало людей, которые заслуживали того, чтобы жить. Но все они погибли. Кто от пули, кто от отравления, кто в зубах «костяных», кто на поле боя.
— Тебе тоже недолго осталось. Если не найдешь лекарство, «эпинефрин» уничтожит тебя. А если найдешь, то убьют бывшие соратники. На месте здешнего руководства я бы всерьез озадачился, что с тобой делать дальше. Ты — «шепчущий», можешь обращаться в кайрама, тебя уважают люди, у тебя личная армия «ликвидаторов», и на твоей стороне полукровки. Половина твоих знакомых все еще греет свои задницы на Золотом Континенте. Так что именно ты можешь стать тем, кто примирит «эффективное общество» с «биомусором».
— Если найду лекарство, — повторил Лесков. — Впрочем, сейчас это не имеет значения. Главное, завершить войну. Через пару дней я еще раз наведаюсь на Золотой Континент вместе с оставшимися московскими полукровками, и, думаю, на этом всё будет кончено.
— Звучит неплохо. Но так и тянет спросить: что ты будешь делать с жителями Океании?
— Отправлю обратно на родину. Они ведь хотели увидеть новый мир. Так пускай же лично насладятся своим творением.
— Даже знавшие, на что пойдут их деньги?
— Думаю, этим повезет меньше.
— Да уж, солгать в присутствии «энергетика» они точно не смогут. Бедолаги. И что самое забавное в этой истории: приговор «процветающим» будет выносить такой же «процветающий». Не боишься, что скажут, будто ты не достоин выступать в роли судьи?
— Всех достойных они убили. Теперь выбирать не приходится.
Фостер довольно усмехнулся:
— Я бы лично пострелял по мишеням. Даже готов поработать бесплатно. Так зачем ты пришел, Барон? Если это не попытка выразить мне соболезнования, то что тогда? Праздное любопытство, почему меня не было на церемонии?