— Я знаю. Наверное, это защитная реакция организма.
— Наверное? — в голосе Бехтерева послышалось отчаяние. — Димка, почему ты ничего не рассказал? Какого хрена продолжал колоться этим дерьмом, если понимал, что оно с тобой делает? И Вайнштейн. Он ведь в курсе был и все равно не остановил тебя!
— Надо отдать ему должное: он пытался, — Лесков устало усмехнулся. — Что касается «дерьма», то это единственная причина, почему мы выиграли войну. Я не мог тебе рассказать. Сам подумай, что было бы, если бы полукровки узнали побочный эффект препарата. Никто бы не согласился использовать его на себе.
— Но плохо стало именно тебе!
— Я использую его гораздо дольше и чаще нежели остальные. К тому же Альберт предложил им улучшенную формулу, без привязки к их ДНК. Чего нельзя сказать о моем «эпинефрине».
— И что теперь делать? Что если боль снова вернется?
— Искать лекарство, — Лесков заставил себя улыбнуться. Ему было чертовски сложно строить из себя оптимиста, но Иван выглядел таким подавленным, что хотелось найти хоть какие—то успокаивающие слова. — Лучше скажи мне, как Вика?
— Всё так же, — рассеянно пробормотал Бехтерев.
— Ей нужно отвлечься. Как только в Сиднее станет безопасно, тебе выделят дом. Заберешь дочь и уедешь к океану. Поживете спокойно в тепле.
— А что будет с тобой?
— Сейчас тебе нужно думать о Вике. Она и так пережила слишком многое, чтобы сидеть здесь под землей, пока роботы убирают Петербург.
— Да, но ты…
— Благо мне не десять лет, чтобы нуждаться в отцовской поддержке.
— Ты идиот или прикидываешься? — вспылил Иван. — При чем здесь отцовская поддержка? Я не знаю, что с тобой будет дальше, а ты предлагаешь мне валить на курорт? За кого ты меня принимаешь?
— Сидя у моей кровати, ты мне всё равно не поможешь. А твоя дочь нуждается в тебе. И в отдыхе.
Несколько секунд Бехтерев мрачно смотрел на Диму, не зная, что ему ответить. Затем опустил глаза. Впервые ему приходилось делать выбор между своим ребенком и лучшим другом, и от этого ему сделалось тошно. Вика всегда стояла для него на первом месте, однако Димка был ему как брат. И все же Лесков сказал правду: в мрачных подземельях девочка вряд ли сумеет оправиться от пережитого. Сидней мог бы стать идеальным местом. Этот город словно застыл в прекрасном довоенном прошлом, сохранив в себе покой, уют и чистоту.
Видя состояние друга, Лесков молча обнял его, и тот поспешил обнять его в ответ. Оба невольно задавались вопросом, увидятся ли они после разлуки снова. От этой мысли сделалось горько и тяжело. А ведь они еще даже не прощались.
— С кем Вика сейчас? — спросил Дима, отстранившись.
— С Катей, — бесцветным голосом отозвался Бехтерев. — Мы с ней меняемся. То она у тебя, то я. Еще Ромка и Лось. Четыре бессменных сиделки, мать твою.
Услышав эти слова, Лесков слабо улыбнулся. То, что друзья заботились о нем, было приятно, но, по правде говоря, Дима предпочел бы, чтобы в этот раз их рядом не было. Он не хотел, чтобы его запомнили жалким и беспомощным.
— Георгию тоже нужно перебраться с сыном в Сидней, — задумчиво произнес он. — И Кате. Я не хочу, чтобы она оставалась здесь. Не знаю, что там думает ее Волошин, но по—хорошему.
— Да ничего он не думает, — перебил его Иван. — Надо быть полным идиотом, чтобы еще о чем—то там думать. Она не отходит от твоей постели. Прямо как Вика от Адэна.
В ту же секунду Бехтерев пожалел, что произнес эти слова. Мысль о том, что его друг умрет, вдруг стала такой отчетливой, что невольно сделалось жутко. И, кажется, Дима тоже почувствовал это. В его медных глазах отразилась усталость.
— Я… я поговорю с ней, — тихо произнес он. — Попытаюсь убедить переехать при первой же возможности. Если же мой приступ повторится снова, не позволяй ей навещать меня. Не надо ей на это смотреть.
— Она любит тебя.
— Я знаю. И именно поэтому хочу, чтобы она жила нормально.
Иван намеревался было что—то произнести, но в этот момент дверь приоткрылась, и в проеме показалось круглое лицо Георгия.
— Чё это ты не в койке? — встревоженно воскликнул Лось, поспешно направляясь к своему бывшему боссу. — А ты куда смотришь? — накинулся он на Ивана. — Лепило же конкретно сказал, что ему покой нужен. Чтоб лежал, не дрыгался! Че ты с ним базаришь?
— Мне стало лучше, — попытался утихомирить его Лесков.
— И чё? Все равно лежать надо! Мы думали, ты скопытишься, психовали не по—детски, а ты разгуливаешь тут. Быстро изобразил горизонт!
— Угомонись, — Дима невольно усмехнулся. — Я тут Ивану про Сидней говорил. Ему бы Вику увезти, пока здесь всё восстанавливают. И тебе неплохо бы туда перебраться вместе с Максом.