лее, в свое время и сам Григор посещал ту же младшую школу. Но сейчас не казалось, что готовится взбучка - это было что-то другое. На ватных ногах Сандор, задницей чувствуя беду, притащился обратно с гигантской сковородой с оплавленной ручкой. В жаровне уже весело потрескивал огонь. Как Григор разжег его - ведь зажигалка все еще была в руке у Сандора? «Не дышит же он пламенем, как дракон в сказках?» - мелькнула у него идиотская мысль. А Григор стоял и подбрасывал на ладони один из высыпанных на деревянный уличный стол каштанов: тот по форме напоминал сердечко. Это коричневое гладкое «сердце» потом часто приходило к Сандору в худших его кошмарах, впиваясь в плоть и прожигая до кости. Брат молча забрал у него сковороду и водрузил ее на подставку над огнем. Потом вкрадчиво прошипел: - Ты знаешь, дружок, что воровать нельзя? - З-з-знаю, я только взял на время, я бы вернул... - Ты взял на время вещь, которую я забыл - взял без спроса. Значит, украл. Мою вещь? - П-п-п-прости, Григор, я больше не... - Ты больше не будешь, я знаю. Откуда я это знаю? Потому что ты ссыкун и мямля. Ты боишься - но недостаточно. Мне придется тебя наказать, братец... Так, чтобы ты запомнил. Навсегда. - Григор, пожалуйста... Хочешь, я за тебя буду убирать двор, а? Ну, домашнюю работу сделаю. - «Григор, пожалуйста», - передразнил его писклявым голосом ехидно улыбающийся брат.- Тошно смотреть на тебя, какой ты ссыкун. Ты же мужчина: сделал - отвечай. Так поступают мужики, знаешь? - Знаю. - Сандор уставился в землю, на носки собственных пыльных кроссовок. Он уже понял, что тумаками дело не обойдется. Григор придумал что-то каверзное - и ему придется подчиниться. В конце концов, он сам нарвался. - Хорошо. Хорошо, что знаешь. Мы поступим вот как. Слыхал, как раньше наказывали воришек вроде тебя? Ставили клеймо. Выбери сам, куда, - Григор хохотнул. - Я не фашист тебе какой. Тут у нас демократия. Хочешь - прижгу тебе брюхо. Или руку. Или еще чего. Хотя я выбрал бы лицо, на твоем месте. Прикинь - клевый шрам на моське. Такого у твоих сопляков не будет никогда. Это типа круто! Вообще - шрамы украшают мужчину. Но ты не мужчина у нас. Ты же ссыкун, я забыл. Умеешь только зажигалки тырить со столов исподтишка. Бережешь, небось, свою смазливую мордашку, прям как баба! - Хорошо. Я согласен. Пусть будет на лице... - боязливо сказал Сандор. - А это очень больно? - А фиг его знает. Ты же провинился - так что больно должно быть, - назидательно сказал брат. - Ну, мы с пацанами, вот, держали руки над костром- на спор. Херня вопрос. Поссали потом на ладонь и все. - Ну тогда ладно. А как ты это сделаешь? - Как мы это сделаем, ты хочешь сказать? - изогнул черную бровь Григор. - Ну да. Как мы... - А вот как. Приложишься лицом к этой вот сковороде. Она уже, небось, разогрелась. - Но там же огонь... - Да какой это огонь? - пожал плечами брат - Так, угольки одни. Дрейфишь? Девка. - Вот и нет, ничего я не девка. - Тогда вперед. Отвечай за свои делишки, братец. Привыкай. Так оно во взрослой жизни. Больно будет пропорционально. - Пропорционально? - пролепетал Сандор. - Ага. Пропорционально твоей вине. Давай. Пока костер не догорел, и батя не пришел. - Я не дотянусь. - Блин, ты такой мелкий! В семь лет я был выше тебя, - презрительно фыркнул Григор. - Что тебя, на ручках подержать? Встань на тот ящик. - Хорошо. Ничего не чувствующими руками Сандор подтащил старый ящик к жаровне и неуклюже взгромоздился на него. Огня под подставкой было не то чтобы очень много, но вполне достаточно - это были совсем не угольки, как заявил Григор. Но он же мужчина. И он должен уметь терпеть. И отвечать за свои поступки. Он осторожно приблизил щеку к раскаленной сковороде. Лицо опалил жар. Еще сантиметр, еще один. Запахло палеными волосами. - Ох, ну ты же трус, мать моя! Постой, я тебе помогу! И тут в его плоть словно впились сотни шершней - это было не просто больно, это было невыносимо. Сандор завизжал, как щенок, на которого наступили, а брат от этого, казалось, озверел еще больше и прижал его к пылающему металлу еще крепче, приговаривая: «Терпи, сучонок, будешь знать, как воровать. Теперь точно зарубишь себе на носу, что есть мое - а есть твое. У брата не крадут, паршивый ты кусок дерьма! Я тебя ращу, а ты вот как? Ну, теперь ты будешь знать. Глянешь на себя - и вспомнишь урок!» Потом ящик под ногами извивающегося от боли Сандора треснул, и он - он точно не помнил, как - упал головой прямо в жаровню, на горящее полено, и отключился. Пришел он в себя на траве, когда отец, который в какой-то момент вернулся домой, облил его водой из стоящей на дворе бочки и трясущимися руками тыкал клавиши на беспроводной трубке телефона, звоня в скорую. Григор стоял у забора, бледный, но со знакомым бесстрастным выражением лица. Увидев, что брат очнулся, он скорчил ему рожу, подмигивая. Сандор замычал и отвел взгляд. После началась какая-то суета, приехала скорая, и его увезли в больницу. Отец что-то лепетал, объясняя, что сын, по-видимому, играл с огнем, полез в жаровню и потерял равновесие. Григор, слушая все это, лишь пожимал широченными плечами, затянутыми в слишком тесную клетчатую рубаху - не знаю, мол, я только что подошел. Но когда Сандора уже положили на каталку, а отец ушел вместе с медиком в дом за какими-то бумагами, Григор подошел к нему, валяющемуся в полузабытьи на неудобной лежанке скорой, и шепнул те самые слова: «Теперь ты будешь знать, что воровать нехорошо. И трогать чужое тоже. Те, кто играют с огнем, рано или поздно обожгутся, братишка, запомни!» И прижал к искривленному мерзкой усмешкой рту заросший на фаланге черными волосками палец. Что это означало, Сандор понял сразу. И он молчал - и про то, что произошло, и про причину случившегося. Зажигалки Сандор больше не видел: куда задевал ее брат, он не знал, да и знать не хотел. Огонь его больше не забавлял. И чужое он больше не трогал. По крайней мере, вещи Григора. Потому что красть нехорошо. Он помнил свой урок. А если забывал - у него всегда был знак. Клеймо, которое уже не смоешь. Про то, что шрамы украшают мужчину, его приятели, похоже, не знали - поэтому, когда через месяц Сандор вернулся из больницы, оказалось, что друзей у него не осталось: ни в школе, ни во дворе. Может быть, потому что люди, как и раньше, не склонны доверять воришкам с отметиной прошлого преступления на лице. Так было до сих пор, пока мир не сошел с ума, и все предыдущие правила не перестали иметь смысл. По крайней мере, двое, что тащили мешки, явно не ведали о том, что воровать нельзя. Вид у них был, с одной стороны, крайне неблагонадежный, а с другой - слишком спокойный, чтобы заподозрить их в чем-то дурном. Так ведут себя люди, уверенные в своей правоте. Сандор вспомнил, что и Григор тоже всегда держал себя именно так. «Не шаришь, братец - блефуй.» Блефовали ли эти добытчики? Сандор, с одной стороны, не очень хотел это выяснять, с другой, - он так долго уже не видел людей - живых людей - что предпочёл все же не смываться сразу. Бояться он не очень боялся - хоть и не дотягивал ростом до брата, но вырос вполне крепким и обычно смотрел на большинство мужчин вокруг сверху вниз. Лысый мешочник посмотрел на него долгим оценивающим взглядом и махнул рукой, словно приветствуя. - Привет, милок! Вот не думали, что здесь есть кто-то еще живой. Ты не болен? - Почем мне знать? Сегодня вроде помирать не собираюсь. - Жаль, - неожиданным басом пробурчал молодой. - Нам бы пригодилась свежатина. - Что? - спросил в недоумении Сандор, обращаясь к ухмыляющемуся блондину. - Заткнись, олух, - беззлобно бросил пожилой своему спутнику. - Не парься, парень. У нас свой метод. Мы нашли лекарство от болезни. Вот мой друг и спешит поделиться с первым встречным. Мы немного встречали выживших: по сути, ты первый - за много дней. Так что, если хочешь - присоединяйся к нам. Слово «присоединяйся» прозвучало как-то странно, если не сказать зловеще. К прогулке? К действу? - хотя непохоже было, что этим двоим была нужна помощь. - Присоединиться к чему? - все же нехотя поинтересовался Сандор, сам того не желая. - И что у вас в мешках? Запасы? Тут есть, чем поживиться в каком-то магазине? Он уже было собирался сообщить мужчинам, что красть нехорошо, как вдруг младший сказал такое, от чего Сандору стало на самом деле нехорошо. - А тут всегда есть, чем поживиться. Если знаешь нужный рецепт. - Рецепт? - Видишь ли, теперь мы точно знаем - мы же живы - что, если... ммм... отправить болезнь внутрь, она тебя не тронет. - Чего? - как идиот спросил Сандор, уже догадываясь, каков будет ответ. - Да ничего, - хихикнул младший. - Мяско дозревает. Мы поглощаем болезнь - и она отступает. Как по волшебству. - То есть, вы едите мертвечину. Это ваш рецепт? Я правильно понял? - А чего ж тут плохого? Они все равно уже сдохли, эти нечестивцы. А мы за счёт этой незначительной жертвы - мертвым все равно, парень, - живы. И не заболеваем. Сандор сплюнул и отвернулся. Зря он не ушел сразу, не вступая с этими типами в разговор. Новый мир был заселен безумцами - как он и предполагал. Нормальные просто не выжили. Кроме нее. - Эй, ты куда? - завопил м