ятники. Кто они? Санса не помнила, поэтому, стараясь не глядеть на глазеющего на нее грифа, пошла дальше. Если не смотреть, он исчезнет - это она знала точно. Гриф насмешливо заклекотал вдалеке. Не смотреть, даже шею не поворачивать. Санса споткнулась, зацепившись за выступ скользкого булыжника, потеряла туфлю, но останавливаться не стала. Прихрамывая, зашлепала дальше. Услышала за собой пронзительный крик - похоже, ее выбор обуви пользовался популярностью у пернатых. Что же здесь произошло? Санса в отчаянии уставилась на окна Прокураций, обычно блестящие, а сейчас - заколоченные крест-накрест какими-то зелёными, гниловатыми на вид досками. Только одно окно было свободно и открыто - и из него на Сансу взирало нелепейшее серое существо: то ли какой-то морской слон, то ли воплощение ее больной фантазии. Чудище кротко смотрело на нее, уныло свесив небольшой хобот на смехотворно маленькие человеческие ручки, подпирающие складчатую шею. Оно, в отличие от грифа, никаких звуков не издавало, просто таращилось и, казалось, чего-то ждало. Санса заставила себя отвернуться от этого чуда и проследовала дальше. Она поравнялась с кафе Флориан. Рояль был выставлен на помост. Над ним старательно трудились поморники, терзающие окровавленный кусок плоти, свисающий с клавиш. Все это священнодействие производило чудовищную какофонию. Но сидящим в кафе, похоже, музыка была по душе. Тут обнаружилась сестра Аньезе, аккуратно расправившая складки синего плата по костлявым плечам и подносящая чашку (с чаем?) к зеленоватым ввалившимся губам. Рядом с ней сидела другая монашка, незнакомая ей, в форменном платье, с коротко стриженными седовато-блондинистыми волосами, с землистым лицом и белыми глазами - такие бывают у утопленников. За ухом у нее была калла. Она приветливо помахала Сансе распухшей рукой, и та содрогнулась. Женское общество разбавляла колоритная фигура черно-белого цистерцианца, разрубленного от плеча до паха и заляпавшего все свои торжественные одеяния кровью. Он тянул из бокала-тюльпана густое бордового оттенка вино. Увидев Сансу, монах привстал и заулыбался, отсалютовав ей своей чашей. Одна из чаек грациозно вспорхнула с рояля, инструмент жалобно звякнул минорным аккордом, кровавое мясо шлепнулось на помост с мерзким чавканьем, а сидящие в знаменитом кафе радостно в унисон захлопали. Санса обхватила руками внезапно начавшие замерзать плечи - словно холодный ветер подул с лагуны, бросив ей в спину аромат соли и разлагающихся трупов - и пошла дальше. Надо было пересечь площадь и шмыгнуть в одну из арок слева, пока ее не заметили. Не заметили по-настоящему. После живых покойников кафе Флориан резвящиеся на низких ступенях музея Коррер мохнатые монстры тешили взгляд и отвлекали от мрачных мыслей. Похоже, это была целая семья. Так, по крайней мере, показалось на минуту обмершей Сансе. Две крупных особи: коричневая и белая, привалившись друг к другу, словно разморенные солнцем супруги, уставшие от дня беготни туристами по извилистым улочкам и мостам города, устроились возле одной из колонн, образующих арки первого этажа дворца. Их дети - два существа поменьше - возились на площади перед лестницей. Черное чудище, что побольше, периодически передвигалось на четвереньках, опираясь на длинные передние конечности, как горилла или бабуин - хотя в лике его скорее сквозило что-то волчье - по ступеням, под арку ко входу в музей и обратно. Самый маленький монстрик коричневого цвета, почти того же шоколадного оттенка, что и один из родителей, держал в когтистых лапах какое-то подобие игрушки - кривую палочку-человечка, которым он возил по камням, имитируя походку человека. В какой-то момент палочка-кукла попала одному из старших монстров по лапе - тому, что был грязно-белого цвета. Чудище рыкнуло и отвесило перепуганному отпрыску затрещину. По повадке Санса догадалась, что то, видимо, была мать. Маленькие чудовище заревело и уткнулось носом в лапу другого родителя. Тот приобнял рыдающее чадо и хмуро воззрился на супругу. Старший отпрыск старательно делал вид, что ничего не происходит и, нарочито поковырявшись в клыках, начал игриво бодать колонну. Эта семейная идиллия так рассмешила Сансу, что она не выдержала и хихикнула - уж больно все было по-человечески. Все чудовища, за исключением мелкого, так и прячущегося под лапой отца (Сансе подумалось, что младший должно быть женского пола, тогда как старший больше походил по поведению на мальчика) воззрились на единственного зрителя с недоверием и подозрением. Три пары глаз: две пронзительно-голубые и одна оранжево-желтая, янтарная, с пристрастием изучали Сансу, словно монстром была она, а не эти более чем странные явления на ступенях музея современного искусства. Неожиданно младший монстрик вырвался из лап родителя и помчался вглубь, под арку, к высокой лестнице, ведущей в палаццо Коррер. Родители молча встали на четвереньки и припустили за ней. Брат бунтарки, еще с несколько секунд потаращившись своим льдистым взглядом на Сансу, продолжил свое важное занятие, точа острые рога о мрамор колонны. Санса решила, что самое время потихоньку улизнуть - кто знает, какая у этих существ диета? Она скинула вторую туфлю и скользнула в тень переулка. Внезапно ее грубо развернули за плечо. Перед ней стояли двое: вроде люди, но не совсем. От них разило смертью, разложением, холодом. Лиц видно не было, они расплывались, как на смазанных фотографиях, рябили, менялись. Один был выше, другой ниже и плотнее. За плечо ее схватил высокий и тощий. Он и заговорил странным механическим, словно из аппарата раздающимся голосом: - Вот и ты, малютка. Какая встреча! Нам давно нужна была баба! И тут такая цыпочка! Как мы вовремя подоспели... - Я... не... - Не отпирайся, девочка, ты же нас искала. Всем бабам нужен мужик, а по нынешним временам вдвойне. Этот город опасен, он умер, и оттого еще более опасен. Те, кто выжил, не шутят. Но ведь ты сама все понимаешь, да? - просипел низкий. - Ты зажгла огонь. О, этот луч во тьме! - голос высокого вдруг изменился и напомнил ей о Сандоре. - Маленьким девочкам надо закрывать ставни. Но ты не хотела. Ты желала себя показать, да? Все маленькие сучки хотят, чтобы их увидели. Такова ваша природа, ваша порочная натура. Вам надо, чтобы на вас смотрели. Вы даже читаете напоказ. Даже когда смотреть некому. Всегда найдётся один неудачник, что узрит... но ты просчиталась, дрянь! Никого нет. Только мы - и тьма... Санса дернулась и, сбросив с онемевшего плеча ненавистную руку, развернулась и бросилась прочь, к узкой улице позади музея, ведущей в сторону набережной. Там ее накрыло темнотой, она в очередной раз споткнулась, влетела в свисающую из окна второго этажа длинную, вывешенную сушиться простыню, запуталась во влажной ткани и рухнула на камни. И проснулась. Она закрутилась в собственном покрывале и упала с кровати, и теперь, ничего не понимая, сидела на коврике, рядом с небрежно валяющимся шлепками. Под кроватью виднелся ее чемодан с книжкой, которую она позабыла даже почитать с вечера, кое-как дотащившись до постели после двухчасовой молитвы на голодный по случаю поста желудок. Судя по всему, было уже очень поздно. Солнце стояло высоко, в комнате было почти что жарко. Она позабыла закрыть ставни, и даже окно было распахнуто настежь. Санса вспомнила свой сон и поморщилась. Надо закрывать на ночь все, что можно, плотно, прячась от ночи и ее обитателей. И вообще быть осторожнее - даже ее подсознание ей об этом напомнило, хоть и в такой причудливой форме. Санса встала и глянула на часы. Половина одиннадцатого. Почему же сестра Габриэла не разбудила ее? Стало стыдно за вчерашнюю трудотерапию? Сама устала настолько, что решила дать себе послабление и забыла про воспитанницу? Надо было это проверить. Санса пошла в ванную, умылась и, надев белое льняное платье, вышла в коридор. Сестры Габриэлы нигде не было. Санса обошла все здание, посмотрела в саду и даже спустилась в погреб. Очаг в кухне был не разожжен: значит, монахиня еще не вставала. Санса вздохнула и побрела на третий этаж, где располагались кельи постоянных обитательниц монастыря. Она смутно помнила, что комната сестры Габриэлы была в правом крыле. Туда она и направилась. Комнаты были закрыты, но не заперты: все, кроме одной. Санса постучала несколько раз, покричала, даже ногами помолотила в дверь, но никакой реакции не последовало. Сестра Габриэла закрылась изнутри. Санса, не помня себя от страха, полетела в зал бесед и молитв, схватила там тяжелую чугунную кочергу, висящую на подставке возле камина, побежала обратно и попыталась взломать замок, просунув острие неуклюжего орудия между косяком и дверью и налегая на кочергу всем телом. С пятой попытки у нее получилось. Дверь со скрипом отворилась, и перед ошеломленной Сансой предстало скорбное завораживающее зрелище: сестра Габриэла в полном своем облачении лежала ровно на узкой кровати, сложив смуглые руки на груди. Возле нее на краю подушки валялся знакомый пухлый томик: Декамерон. Глаза монахини были закрыты, плат снят, пушистые, короткие, стриженные ровным каре волосы рассыпались непослушными жесткими завитками по белому покрывалу. Она спала - похоже, вечным сном. Санса осела у двери, закрыв рот ладонью. Вот оно и случилось. Вот о чем был идиотский сон! Она осталась одна. Она копала могилу до полудня, забыв о еде, о белом платье, о жаре. Ей надо было