ыл на пристани. Желудок все еще предательски бунтовал, но так как еды в нем уже не осталось, процесс замедлился. Санса обошла остатки своего перекуса и медленно, словно старуха, поплелась обратно к мосту. Ноги дрожали, диафрагма ныла, в горле саднило. Почему она сразу не пошла на Сан Марко? Авось и не пришлось бы расставаться с драгоценной по нынешним временам едой... Кто знает, когда ей удастся пообедать нормально... Похоже, время нормальности - даже относительной - минуло со смертью сестры Габриэлы. Пора было отдать себе отчет: Санса привыкла, чтобы о ней заботились. Готовили еду, стирали белье, ругали, понукали, хвалили. В этом смысле она была еще ребенком. Отставить ее одну в этом зловещем городе было слишком жестокой шуткой богов. Возможно, стоило запереться и подождать понедельника. Тогда бы Сандор сам пришел. Если только... Эта мысль впервые пришла Сансе в голову: а ведь ни он, ни она не бессмертны. Как сестра Габриэла, как несчастный пес на пристани - их жизни подвешены за те же нити над черной мертвой водой каналов. Она не спеша перешла мост, миновала монастырь - возможно, ей стоило все же заскочить домой и переодеться, но Сансе до ужаса не хотелось возвращаться. Ей казалось, что стоит ступить за порог - и решимость покинет ее. Она просто забьётся в комнату, запрется и будет читать, пока не кончится книга, пока ее кто-нибудь не найдет - друг или враг. Надо было идти вперед, действовать, проявлять себя. Она смогла похоронить сестру Габриэлу - значит, какие-то силы у нее есть. В глубине души Санса сама от себя этого не ожидала и втайне даже гордилась своим поступком. Поэтому нет - не оглядываясь, она двинулась дальше. Бог с ним, с платьем. Это все имело мало значения. Если уж ей все равно, то Сандору будет и подавно наплевать. Лишь бы он был жив. Лишь бы ей найти его, отыскать в этом лабиринте мостов и переулков. В городе царила гробовая тишина. Когда сидишь в спальне, прячешься под одеялом от страшных снов и не менее пугающей реальности, легко представить себе, что город жив, что он по-прежнему многолюден, полон волнующих пряных ароматов, смеха, многоязычного говора туристов и неспешных бесед старожилов, растягивающих время сиесты за аперолем в крошечных барах, укрытых от досужих иностранцев в полутемных проулках, где сверху яркими лоскутами свисает стираное белье и всегда пахнет кофе, дешевыми сигаретами и чуть-чуть - мочой. А теперь Санса наконец поняла, что нет - это место мертво, как камни, о которые она разбила коленку, как черный пес, зависший над гладью канала, как сестра Габриэла, ушедшая из этого мира, как и пришедшая в него неведомой Лилитой Мордейн. Для воображения места уже не было, а все, что приходило в голову, было чем смутнее, тем более пугающим. Дойдя до площади Манин - небольшой дозы открытого пространства, зажатой между мостиками и переулками, один из которых вел к знаменитой (хоть и не столь известной, как колокольня Сан Марко или лев на набережной) башне Контарини дель Боволо, Санса остановилась и замерла. Ей послышалось - или померещилось - что где-то в отдалении звучали голоса: чей-то самый простецкий, обрезающий окончания слов, венецианский говор. Когда она на цыпочках, стараясь не шаркать шлепками, подобралась к углу прохода в глубь квартала, звуки стихли. Санса подождала еще несколько минут, но шепот не возобновился, и она, разочарованная, отошла и продолжила свой путь, размышляя над тем, что это просто, должно быть, было отражение ее собственных шагов, эхом срикошетившее от узких стен. Можно было пройти к башне-лестнице, но почему-то она побоялась. И недомолвки Сандора, и зловещие слова покойной сестры Габриэлы заронили в ее душу смутную тревогу. Город мертвых. Город безумцев. Но пока она никого не встречала. И это пугало ее еще больше. Поэтому она старалась идти быстро и не шуметь по возможности, сама не понимая, чего же именно она хотела: одиночества или избавления от него. Петляя между молчаливыми домами и почти пробегая мосты (на возвышенностях Санса чувствовала себя как-то особенно уязвимой: ее видно, а ей нет, да еще и вода разносит звуки по всем окрестностям), она миновала Сан Поло и углубилась в сестьер Сан Марко. В какой-то момент у нее в очередной раз соскочил шлепанец и, подобрав его, Санса заметила, что обувь ее запачкалась, пальцы на ногах уже не розовые, а серые, разбитая перед Академией коленка кровить перестала, но выглядела все равно жутко - особенно учитывая, что до этого Санса возилась в земле, и все ее ноги были в черных пятнах. Надо было - однозначно надо было переодеться. В конце концов, она идет на поиски мужчины, которому явно нравится, а такой замарашкой никогда не выглядела даже ее младшая сестра, что уж говорить о самой Сансе! Даже дома женщина должна быть безупречной, изящной, словно в театр собралась. Этому правилу Санса следовала всегда: на радость матери и к великому удовольствию Арьи, что издевалась над ней, не переставая, на тему как приятно есть сытный ужин, когда платье слишком узко в талии, и когда надо уже нести тазик. А теперь все изменилось: что казалось раньше важным, стало совершенно несущественным, прежние ориентиры поблекли, как бумажные цветы после дождя, как рассыпанные после карнавала конфетти, что через сутки теряют праздничность и становятся просто грудой неопрятных бумажек. И все же надо было соблюдать правила игры. Или хотя бы банально держать марку. Санса решила, что дойдет до ближайшего открытого одежного магазина и найдет там себе какие-нибудь майку джинсы, и туфли-тапки, что прикроют ссадину на колене и не очень чистые ноги. Большая часть модных лавочек и бутиков была закрыта. В дни начала эпидемии было не до торговли. А потом и подавно... Где теперь те владельцы... Санса замедлилась и осторожно пошла мимо витрин, боясь узреть внутри за прилавком заснувших навеки хозяев... Первый труп она встретила в конфетной лавке: пожилая женщина словно спала, положив голову на высокую деревянную стойку. Рядом с ней валялась рассыпанная вазочка с карамельками из тех, что обычно предлагают клиентам на пробу. Санса стояла в дверях и тупо смотрела на полосатые малиново-белые, в прозрачной обертке, конфетки и прилипшую к краю перевёрнутой бамбуковой мисочки длинную засохшую лакричную кроваво-красную витую палочку. Внутрь зайти она не решилась - да и незачем ей было. Когда она развернулась, ей пришло в голову: «Хорошо, что там, в этой лавке не было детей...» Потому что эта новая чума уносила не только стариков и взрослых, но и тех, кто еще пожить-то не успел... Все это напомнило ей об Арье - кто знает, заразилась ли она - и о тех, что остались в предгорье. Думать об этом было слишком страшно, поэтому Санса зажмурилась и затрясла головой так, что пропахшая морской водой коса шлепнула ее по щеке. Тряпки, тряпки... На следующей площади перед Сан Марко - где, Санса помнила, была страшная неуклюжая барочная постройка - церковь Сан Моизе, известная тем, что в нее во время грозы залетела молния и убила священника прямо во время мессы - должны быть всякие магазины. Санса, в душе радуясь тому, что теперь у нее появилась конкретная цель, даже приободрилась и прибавила шагу (что было трудно сделать в противных шлепках, которые она носила только данью жаре и отсутствию кого бы то ни было вокруг) - что-то открытое она точно найдет. Да. Потом переоденется, ей сразу станет легче двигаться в удобной закрытой обуви и, скорее всего, она найдет еще и Сандора. И когда это произойдет, она будет чистой и аккуратной, как и подобает настоящей леди, а не лохматым грязным чудовищем. Все будет хорошо. Все должно быть хорошо. Иначе быть просто не могло - это Санса знала твердо. Она и впрямь обнаружила два открытых магазина, один напротив другого, уже после Сан Моизе. Молодежный недорогой торговый центр, в котором наверняка нашлась бы куча того, что необходимо Сансе - и эксклюзивный, неизвестной марки бутик с причудливой композицией из живых цветов на единственной, без надписи, витрине - экзотичный и заманчивый. Не обращая внимание на раскоряченных манекенов в пестреньких, неуместных своей весёлостью одеждах, торчащих за стеклами напротив, Санса завороженно смотрела на белый, тканый, без лица, торс, очень соответствующий и по духу, и по сути замершему вокруг в своей прихотливой торжественности городу. Шею манекена черной змеей обвивало подобие бархатного шарфа - от ключицы с одной стороны до скулы с другой - асимметричное и странное украшение... К щеке безликой приникли белые многослойные, похожие на пирожные с кремом, ранункулюсы, обрезанные под корень, небрежно стоящие в прозрачной вазе, а рядом с ними зелёными спиралями добавляли цвета в эту строгую композицию драцены. «Драцены Сандера», - вспомнила Санса картинку из маминой книги по цветоводству - и улыбнулась в первый раз за этот ужасающе длинный, бесконечный своей безнадежностью день. Она толкнула дверь - и та поддалась. В комнате (а это была именно комната, крохотная для магазина) пахло пудрой, чем-то цветочным - и тлением. На причудливой формы вешалке в виде ветки дерева висело несколько платьев - не больше пяти. В белых углублениях в стене стояли туфли: классические на шпильках, босоножки на тонюсеньких ремешках, странные танкетки-котурны. И балетки. Похожие на те, что были во сне. Только не лаки