сь у нареченного, какими узами связан с ним пришлый наемник, и в ответ получила лишь пренебрежительное фырканье, в который раз с огорчением убедившись, что для Жоффруа обычаи предков значат так же мало, как для нее самой - споры и сплетни служанок на кухне. Как выяснилось в дальнейшем, наемник покинул ее жениха и не последовал за ним за стены Милана, хотя там было надежнее и безопаснее. И то был единственный человек - в отличие от ее суженого и слуг - которому хоть сколько-нибудь было дело до нее самой. Грубый, неотёсанный - благодаря ему Россана изнемогала от жары и усталости на дороге, но не иссыхала безжизненным телом где-нибудь под кипарисами уделенной ей Синьорией обители. Спутником он оказался столь же невыносимым, как и похитителем. За все время пути он заговорил с Россаной лишь трижды - два раза резко указал ей на то, что кобыла могла бы идти и быстрее, если бы не дамское седло, и только раз спросил, не упарилась ли она в своем венценосном облачении. На попреки Россана предпочитала не отвечать, а вопрос об одеянии показался ей слишком непристойным, особенно после того, как рыцарь перетряс ее поклажу, увязанную в узел по его указанию, и лишил свою будущую спутницу всякой возможности переменить платье. Он дозволил взять с собой только драгоценности, золото и несколько дорогих ее сердцу мелочей, неодобрительно качая при этом головой и глядя на нее так, словно всерьез сомневался в ее рассудке. Обиженная не на шутку, Россана набросила на лицо вуаль и всем своим видом демонстрировала, что ему надлежало испросить прощения и как-то загладить свою вину, но, похоже, рыцарь таковых намерений не имел. С того момента как они тронулись, он и не смотрел на нее и ехал не подле по правую руку, как надлежит галантному кавалеру, а впереди, заставляя Россану кашлять от пыли, что поднимал копытами его дестриер. Лишь после того, как они выехали из города, взяли правильное направление и ступили на дорогу, ведущую, как она помнила, к Болонье, всадник на вороном придержал коня и коротко бросил ей, что худшее позади, и что у гвардии от чумы, по-видимому, усохли мозги, если они оставляют въезд в город без присмотра с раннего утра. Только в тот момент Россана поняла, что они могли быть и остановлены, блюди стража, как ей и полагалась, портон Аль Прато - крепостные ворота, которыми было положено начало строительства шестого круга стен вокруг «Цветущей». На ночь решетки были опущены, и отомкнуть их мог бы только ключник, что был на стороже с заката до рассвета со строгим наказом не выпускать и особенно не впускать в город никого без особого распоряжения или именной грамоты с печатью Совета Восьми или иных начальников. Но то ли бдительность стражей ворот была поколеблена чумою, то ли здоровых людей попросту не хватало, и любая простая работа теперь виделась одолжением, а не обязанностью, да только ворота были настежь открыты, и никого возле не оказалось. Спутник Россаны пробурчал себе под нос, обращаясь скорее к коню, а не к ней, что Джанлеоне, как и следовало ожидать, перебрал браги и спит, что им было на руку. Видимо, он был знаком с ключником. Они беспрепятственно выехали на дорогу, ведущую, согласно названию ворот, к Прато и проскакав в темпе (Россана с трудом удержалась в седле - дамская подушка предназначалась для неспешных прогулок шагом в беседе с приятным кавалером, а не для рассветных побегов из зараженного города с наемником) несколько времени, свернули в поля и взяли правее, на север. Они проехали Прато, огибая его дальше к северу. К полудню и Болонья осталась в стороне, а они медленно, но верно, избегая городов, двигались к родному гнезду Россаны - Савойе. Но день клонился к вечеру, да и сил у отчаявшейся наездницы уже не осталось. Оставалось только довериться Господу и здравому смыслу ее спутника. Насчет последнего Россана пребывала в сомнении. Вот и сейчас - непостижимым ее уму казалось, что он бросил ее одну на дороге. Россана еще раз вытерла горящий от долгой тряски лоб собственноручно расшитым шелком платком и упрятала его в кошель. Неожиданно кобыла занервничала и грациозно переступила с одной ноги на другую. Россана оглянулась и обомлела, уронив перчатки в белую, словно мука, пыль. Позади нее из оставленного ими недавно края приближались четверо - все в белом, со странным, неизвестным Россане гербовым знаком на знамени: небелёном лоскуте с красными полосами. Подошедшие молча воззрились на деву на коне. Один из них нагнулся, чтобы поднять упавшие на дорогу перчатки, но не спешил отдать их Россане. Она же с ужасом заметила, что под белой хламидой у нагнувшегося проступали кровавые полосы, а в руках странники держали плети о трех хвостах. Она слышала о таком. То были флагелланты - воинствующая секта, все больше распространявшаяся по разоренным болезнью опустевшим городам. Они проповедовали аскезу и истязали себя бичами, дабы возвернуть к италийскому народу лик божий. Красное на белом. Кровь на полотне. Россана дрожащей рукой опустила на лицо вуаль - незачем им было видеть ее - и тронула поводья, не зная, куда ей теперь ехать. Мужчины зашептались, и, растерянная, она услыхала «...дева-чума, в красном одеянии... Она въезжает в селения на мертвом коне, и всюду за нею следует черный ангел смерти, увлекающий заблудших, которых она коснулась бледной своей дланью, в ад. Мы знаем их, братья. Праведный да узрит истину, и будет ему дана власть остановить смерть...» Россана побоялась пустить лошадь рысью, потому что не столь искусной наездницей она была, да и седло не позволило бы ей ускользнуть от безумцев. А те наступали, зловеще бормоча под нос: «Дева-чума, дева-смерть. Мы знаем тебя. Мы сожжем твою гнилую плоть, и вернется радость в наши земли». Один из них нес факел, обмотанный опаленной ветошью - и вот уже стукнул кремень о кресало, и искры перебежали на трут - в темноте заклубился беловатый дым, и запахло серою. Неужели они посмеют тронуть ее? Пугливая кобыла дернулась, а Россана зашептала про себя молитву и закрыла глаза. Ушей ее достиг дробный топот копыт по земле - неужели он подоспел вовремя? Она не смела глянуть назад и только слышала возгласы боли и шум, лязг металла, рассекающего воздух. Потом все смолкло. - Ваша правда, мадонна. Не стоило мне вас оставлять. Едемте, пока не подоспели другие помойные крысы. Эти уже вам не повредят. Простите меня. Россана подняла ресницы и увидела, что пыль на дороге свернулась, залитая кровью ее обидчиков. Край ее платья и ноги кобылы тоже покрылись крупными алыми каплями. На вишневом бархате это было почти не видно. Но Россана знала, что она запятнана, чувствовала в пряном воздухе медный густой запах крови. Ее спутник поравнялся с нею, оттирая меч куском плаща одного из флагеллантов. Тряпицу он бросил в заросли маков на обочине, а отчищенный клинок убрал в ножны. - Едемте. Надвигаются сумерки, а кто знает, кого еще носит на этой забытой богом дороге. Я нашел нам убежище. - Спасибо вам, мессер. - Не надо быть рыцарем, чтобы кромсать падаль. Не стоит вам меня благодарить. Прислушайся я к вашим упрекам ранее, не возникло бы нужды в этом, - он кивнул на распростертые на дороге тела и тлеющий, уже гаснущий факел. - И не мессер я - просто бродячий пес. - Я все собиралась спросить, как мне вас величать. - Зачем вам меня величать - кто я вам? Да и величия во мне нет. Но если вдруг случится такая надобность - Псом и зовите, как делали многие до вас. - Но мессер - разве это христианское имя? - Христианское или нет, имя или прозвание - какое есть. А другого имени нет мне на этой земле - от фамильного я отрекся, а иного не заслужил. Россана кивнула и последовала за черным всадником на узкую, протоптанную его конем тропу в пшенице. С востока набежали сизые облака, поглотили закат, и когда они добрались до дальней хижины на краю села, их накрыло серой полосой дождя. Пес завел коней под навес, ютящийся возле низкой каменной постройки, где в кормушке были заготовлены душистые пуки травы. Россана стояла, трепеща и не смея зайти в дом, то и дело отводя промокшую вуаль от лица. Спутник ее, закончив привязывать лошадей, сам прошел, нагнувшись, в дверной проем, поманив Россану за собой. В доме было темно, и пахло скисшим молоком и гнилью. - Разжигать огня не будем. Неведомо кого может он привлечь. А на сегодня нам достаточно приключений. Тут есть немного фруктов и солонина, если вы голодны, мадонна. И кувшин с водой - я набрал ее из ключа, что нашел в оливковой роще. Немного, но позволит нам дожить до завтра. - Я не столь хочу есть, как пить. И я утомилась. - Вам непривычно такое путешествие, я понимаю. Сейчас мы здесь, чтобы отдохнуть. На лавке там есть свежая солома - я взял ее из сарая. Тут... не было трупов, если вас страшит зараза. Обитатели покинули этот дом. Вам надо поспать. Россана напилась вдоволь из кувшина - вода показалась ей слаще любого тонкого вина, и поела немного фруктов - солонина не внушала ей доверия. Рыцарь ел жадно, временами бросая на деву сумрачные взгляды из-под копны прилипших ко лбу волос. Лицо его, как Россана заметила еще во Фьоренце, было покрыто множественными шрамами - следами давних битв или сражений на ристалище - кто мог это сказать? В который раз Россане подумалось, что лекари в их землях настолько невежественны, что любая дева, владеющая иглой, могла бы залатать рану куда искуснее, чем любой из этих ученых мужей. Но женщинам не дано было врачевать, а тех, кто, вопреки учению церкви,