ухнуть. Это была уже вторая по счету, и надо было встать и пойти в церковь за следующей порцией, тем более, Сандор еще не вернулся. Идти в холодный темный зал Сансе страшно не хотелось, но выбора у нее не было - или сейчас, пока исповедальня еще таит в себе заветный огонек, или по факту во мгле, что вскоре затопит и ее убежище. Она оставила пламя гореть и вышла из кабинки, торопливо направившись к ближайшему алтарю за новым источником света. Пересекла центральный проход, больно ударившись бедром об угол скамейки, все думая о Россане из книги и дивясь сходству их имен. Все же этот фолиант попался ей не просто так - словно он давно ждал ее там, на полке матери-настоятельницы. Что же будет дальше? Санса чувствовала смутное сходство событий из книги и ее собственной жизни. Насильники - флагелланты, чума - и их неведомый Морфей, ее спутник... Спутник и тревожил Сансу. Ей было неловко читать о том, как сумрачный Пес смотрел на спящую деву, потому что в голову тут же полезли мысли о том, что Сандор подглядывал за ней, пока она раздевалась. Это было мерзко и нечестно. Ее словно окунули в черный гнилой канал - чужих взглядов, желаний, похоти, облепляющей кожу подобием тумана - бог знает, что он себе думал, глядя на нее. Сансу передернуло. Липкие руки на бедрах, разодранный подол платья - оборванная молния короткой куртки, непонятный экстаз, хриплый шепот в ухо, обжигающий кожу: «Теперь ты моя - навечно. На тебе мое клеймо...» Он тогда укусил ее за мочку, продрав нежную плоть насквозь. Как омерзительно может быть чужое вторжение! Когда не столько смотрят, когда срывают, беззастенчиво, нагло, по праву первенства. Все они одинаковые, все хотят одного - и никому нет дела... Санса почти подпрыгнула, углубленная в свои мысли, услыхав колоколом разнесшийся по церкви стук. Три раза - и еще четыре. Это был он, Сандор. Он возвратился. Она торопливо бросила свечи на скамейку и зашагала как можно тише к заложенной доской двери. Шепотом переспросила: «Кто тут?» В ответ ей из-за гладкой поверхности дерева послышалось: «Я. Дело сделано. Второй отправился за первым. Не бойся». Санса вынула из петель доску, и Сандор толкнул дверь снаружи, входя и впуская в церковь запах стоячей воды и глициний. - Ну что, жива? В его тоне ей послышалась насмешка, даже издевка. Санса вздернула подбородок и, не глядя на него, бросила: - А ты что думал, что меня тут сожрут призраки? Или статуи кондотьеров оживут и сползут с надгробий? Я все же не дитё, церквей не боюсь! - Ясный перец, не боишься - ты же почти монашка! - Никакая я не монашка, - сердито отпарировала Санса. Час от часу не легче. Вот значит, как? Монашка! - Да ладно тебе - я просто пошутил. Есть будешь? Я нашел фокаччу в одном баре и холодный кофе - из тех, что продают туристам втридорога, выдавая его за американо со льдом. - Не знаю. Ну, если тебе не жалко... а с чем фокачча? - С оливками, кажется. И еще тебе конфетки, для увеселения, - он сунул ей знакомую желтую коробочку, на этот раз благоухающую цитрусовыми. - Что я тебе - трёхлетка - конфеты мне таскать? Ты лучше расскажи, что случилось там... Сандор, казалось, растерялся от ее резкого тона, но потом насупился и, взяв с алтаря свечу, зажег ее своей выпендрежной зажигалкой. - Да и рассказывать нечего. Догнал его у мостика - он там решил перекурить, старый пень. Говорят же - курение убивает. Вот воистину. - Как это произошло? - Да никак. Он сам все сделал. Увидел меня, оступился - и рухнул в канал возле поворота к станции. Он не умел плавать... А я не стал нырять и спасать его. Только и всего. - Ты стоял и смотрел, как он тонет? - Да. Я должен был удостовериться, что он мертв. - Ты прям как судебный врач, - ехидно бросила Санса. - Да что с тобой? Уходил - была одна девочка. Вернулся - словно подменили, - сокрушённо промолвил Сандор и потер пальцами лоб. - Я не девочка тебе. И ничего такого, - сказала Санса, глядя на его здоровенные ручищи и вспоминая - отчего спина ее покрылась мерзкими холодными мурашками - как хрустнула под этими ладонями шея молодого каннибала. - Хорошо, - устало бросил он. - Ты мне не девочка. И вообще ты мне никто. На тебе еду и ложись. Переночуем тут - не хочу светиться и шуметь сейчас. Завтра разбужу рано, учти - не зарывайся в свой средневековый бред и спи. Я устроюсь в другой кабинке - на той стороне. Пока! Он резко развернулся и застучал ботинками в сторону противоположного угла, где было еще две исповедальни - как раз под гробницей очередного гонфалоньера, верхом устремившегося в вечность. - Сандор, постой! Спасибо! - Не за что. Я же должен был оправдаться за свою дурь. Прости, что навел на тебя насильников. И прости, что смотрел на тебя. Я забыл. - Что? - Что я тебе не ровня. Счастливых снов. Он зашел в кабинку и задернул за собой черную занавеску, отрезая свое пространство от Сансы и всего, что с ней было связано. Она развернулась и уныло побрела к своей исповедальне. Как-то гадко получилось. Она не хотела ничего такого говорить, но оно как-то само, помимо ее воли, вырвалось. После этой беседы даже читать не хотелось. Как-то последняя глава ввергла ее в совершенно неправильные настроения. Если так будет продолжаться, она, пожалуй, будет брошена прямо на улице - и там уж ей останется только жалеть - и читать. Санса залезла в свою исповедальню. Свеча уже догорела. Зажигать новую она не стала. Только села на скамью и принялась медленно есть, на ощупь запуская руку в бумажный промасленный мешок и отщипывая кусочки фокаччи. Покончив с лепешкой с оливками, она добралась до кофе, ломая ногти, с трудом отвинтив крышку стеклянной бутылки (что угодно, только не обращаться за помощью к Сандору) и почти залпом выпила сразу половину, уже не заботясь о том, что от кофе могут потом возникнуть проблемы со сном - она, как истинная итальянка, от капучино только крепче дрыхла. На дне мешка обнаружилось миндальное пирожное. От этой находки у Сансы навернулись слезы. Как мерзко она себя повела - а он-то даже о сладком для нее позаботился! Но просить сейчас прощения было еще хуже, чем промолчать. Поэтому она, утирая нос рукавом сандоровой ветровки, доела добытый им ужин и кое-как устроилась на неудобной скамье. Надо было спать. Непременно и поскорее. Санса уже была согласна и на монстров, и на насильников - лишь бы не думать больше о Сандоре и о том, как он задернул ей перед носом занавеску - с искаженным от обиды лицом. Да - он ей не ровня. Она - неблагодарная дрянь, а он так старался ей угодить. Он убил из-за нее человека - даже двух, а она только шарахалась от него, как от прокаженного, да еще и колкостей наговорила! Мучаясь от стыда и глотая льющиеся в горло слезы, Санса задремала, сердито спихнув виноватую во всем книгу под лавку. Во сне он все отворачивался от нее, досадливо, сутулясь, как наказанный ребенок, и садился на черного коня, чтобы покинуть ее - навсегда. Санса всхлипывала и еще сильнее вцеплялась в соскальзывающую ветровку, которая в конце концов таки сползла с ее плеч под скамью и накрыла безымянный, таящий в себе все то, что хочет и что даже не готов найти жаждущий читатель, фолиант - под курткой он был почти незаметен и не нес в себе больше той смутной угрозы, что прячет в себе книга, которую читаешь впервые, не зная окончания и уповая, на свой страх и риск, что она приведет тебя если не к счастью, то хотя бы к надежде на него.