островок назывался Сан Еразмо. Потом, в результате каких-то очередных пертурбаций и привезенных сюда мощей, имя поменяли на Сан Секондо, церковь и остальные постройки перешли к доминиканцам, а вскоре монахи и вовсе были выперты, уступив место хранилищу пороха, пока не началась очередная эпидемия чумы и туда не перенесли лазарет, где заболевшие благополучно вымирали. Вот где им надо спрятаться - на этой поросшей лесом коленке. Сидеть там, смотреть на море и наслаждаться компанией. Если бы еще Санса могла - или хотела - это себе позволить... То, что видится раем для людей, желающих остаться друг с другом наедине, вполне может обернуться адом для двоих, которым во всей Венеции не хватало места, куда бы подальше разбежаться. Или схлопнуться - и потом разбежаться. Сандор сам не заметил, как сплющил зажатую в кулаке свечу. Как она смотрела на него! Будто он собирался и ей свернуть шею. Словно он не защищать ее рванул, не разбирая дороги, каким-то шестым чувством приволоченный к мосту Академии, а напротив, хотел присоединиться к насильникам-людоедам. Исходно он шел за припасами на Санта Маргериту, в небольшой супермаркет, который возможно было как-то взломать через черный ход, но по волшебству (или это была его треклятая зависимость в действии?) притащился на набережную Каналь Гранде. Когда он услыхал крики, то сам не помнил, как преодолел расстояние от моста до боковой калитки монастырского сада, где-то по дороге бросив пластиковую сумку для продуктов, захваченную с иезуитской кухни. Если бы он соображал лучше, то вспомнил бы про пистолет, что оттягивал пояс своей тяжестью - вещь, взятую «взаймы» на мосту Свободы. Но Сандор еще не привык к ношению оружия. Да и страшно было - а вдруг бы он задел и ее? Стрелять его учил брат - но в случае с Сансой ставки были слишком высоки. У него не было права на ошибку. Как и ни на что другое, впрочем. Возможно, ему вообще не стоило брать этот пистолет. У Сандора не возникло сомнений в тот момент, когда он протянул руку за оружием, но потом его, как обычно, начало мучить то, что он принимал за совесть. Переварив все не слишком, впрочем, надсадные угрызения, Сандор привычно запихал их поглубже в подсознание и полюбовался на свою новую «игрушку». Каннибалы были уже отправлены к праотцам - или, скорее, к праотцам настоящих своих родственников: свиней и крыс - но кто знает, что их может ожидать в пути. Сандор опять задумался о Марцио. Кот был немолодой, со скверным независимым нравом, но бросать его в этой каменной пустыне он не собирался. Даже если придется посадить кота в мешок в буквальном смысле. Мешок не мешок - но в рюкзак точно. Который, кстати, надо было еще раздобыть. Сандор уже обошел кельи монахов на предмет «заема», но нашел там только барсетку с ключами от неизвестно где стоящего автомобиля, пару совершенно непригодных авосек, чемодан, который он после долгих раздумий таки оставил и даже не стал заглядывать внутрь, и новенький коричневой кожи портфель, битком набитый бутылочками с коньяком мини-формата. Последняя находка вызвала у Сандора неоднозначные чувства - даром что обнаружил он склад спиртного в комнате шестидесятилетнего зануды и постника из Лигурии, который вечно гнобил его за неаккуратный внешний вид и нестриженые лохмы. Скорее бы рюкзак нашелся в той части здания пансиона, где жили студенты, но тащиться туда Сандору было влом, да и комнаты вполне могли оказаться закрытыми. Лучше взять где-нибудь новый рюкзак - специально для Марцио. А сон все не шел. Тот полицейский - не карабинер, а именно полицейский - был чертовски похож на Григора. Кучку безмолвных стражей моста Сандор обнаружил возле поставленного на бок грузовика. Большинство из них спали, бесславно угаснув в объятьях «Морфея». Но некоторым повезло больше: пали в бою, если можно так сказать. На молодчике столь же примечательного роста, что и его братец, не было шлема, что его и сгубило. Пуля попала прямо в лоб возле правого виска, и оставалось только подивиться меткости стрелка - смуглого поджарого южанина в оранжевом Порше, что, изрешеченный пулями, врезался в бордюр, отделяющий магистраль от железнодорожного полотна. Сандор, заметив тела, перебрался через две группы бетонных ограждений: после пешеходной дорожки и встречной полосы и, завороженный увиденным, подобрался к грузовику, не замечая, что стукнулся ногой и разодрал себе штаны на колене. У грузовика сидел Григор. Издалека Сандор был почти в этом уверен. Почти. В голове - или где-то еще - продолжала тиленькать мысль, повторяющаяся тоненьким голоском - петушиным, срывающимся на писк тембром девятилетки: «Он не может умереть. Слишком несправедливо. Единственно, кому позволено прикончить его - это мне. Потому что я не крал ту зажигалку. Я просто взял ее. Взять - это значит, когда ты собираешься - неважно, когда - вернуть вещь законному владельцу». Что он и собирался сделать - если бы ему дали шанс. Мужчина с пробитой головой сидел, раскинув длинные ноги, у двойного ряда пыльных колес грузовика. Кровь запачкала ему лоб, лицо и воротник темно-синей обтягивающей майки с зелено-желтым кружком - эмблемой спецотряда - на рукаве. Всего одна струйка, что, как маленькая, но смертельно ядовитая змея сползла вниз, сделав свое дело. Теперь кровь была почти черной, запёкшейся на безжалостном не по сезону солнце Венето, и резко контрастировала с желтовато-белой, как слоновья кость, физиономией покойника. Мертвец был облачен в бронежилет с кучей карманов и кармашков, но, как видно, жара допекла его, и он снял защитную каску, что вместе с маской-балаклавой небрежно валялась в тени грузовика. Как выяснилось, зря. Взгляд полицейского остановился - в широко раскрытых глазах было недоумение и скука. Сандор, задержав дыхание, подошел к тому, кого он мнил братом. Мужчина был очень похож - до боли, до ликования. Сандор отвел взгляд от недоверчиво-удивленного лица и занялся амуницией. У полицейского, как ему и полагается, была черная блестящая дубинка в длинном чехле на поясе, но не она заинтересовала Сандора. Он вытащил из кобуры, закрепленной на твердом, словно ветка дерева, бедре черную Беретту FS92. Это он искал. Это ему задолжал брат. Когда-то тот подарил ему его первый пистолет - и научил им пользоваться. Но потом Григор бросил его - и пистолет был отобран бдительным инспектором - дамой мышиной наружности в очках с сильными диоптриями. Она, для порядка поохав, изъяла весь склад оружия, что имелся в видавшем виды бауле одиннадцатилетнего подранка. Брату не следовало уходить в армию. Не следовало пропадать где-то там, на востоке (куда именно он летал на миссию, Григор никогда не сообщал, только по пьяни бахвалился, что лично брал того или другого «говнюка-террориста»). Но он пропал - и Сандору пришлось выкручиваться самому. А пистолет был ему нужен, до смешного - в первый раз в жизни. Так же отводя взгляд, он отошел от мертвого и в последний раз глянул, поморщившись, в его лицо с черной полоской крови на щеке. Григор вполне мог вернуться, не объявляясь младшему брату, и устроиться полицейским в какое-нибудь спецподразделение, из тех, что посылают усмирять озверевшую толпу беженцев из чумного города. Это было в его стиле - и не в его. Григору нравилось его мучить, потому что он был так устроен. Ему это было так же необходимо, как курить или убивать. И Сандору не верилось, что брат вот так просто приехал бы и зажил мирной жизнью, отлавливая преступников, поливая водой толпы студентов и выпивая стаканчик граппы за ужином. Это был не тот тип жизни, что прельстил бы старшего отпрыска захудавшего, некогда, как говорил отец, известного рода Клиганов. Брат был психованным авантюристом-одиночкой - и ему нравилось таким быть. Этот парнишка, может, и походил на Григора статью, плечами, по-армейски бритыми волосами, чертами лица - но в нем не было того скрытого безумия, что отличало Григора от других. Да и не мог брат умереть вот так - в нелепой стычке на мосту. И ресницы - эти долбаные ресницы, доставшиеся и ему, и старшему от матери, что умерла от рака груди в начале девяностых. У полицейского они были рыжеватыми и короткими, как и полагается настоящему мужчине. Зачем Григору такие длинные ресницы? Чтобы прятать ту бездну, что крылась в глубинах его рассудка и неизбежно отражалась в светло-карих глазах? Сандор погладил промасленный металл Беретты и содрогнулся. Трупы почти не воняли - странно. Или они уже мумифицировались? Он насчитал еще восьмерых - двух карабинеров, трех госполицейских, одетых, как и псевдогригор, в похожие на гидрокостюм темные майки и бронежилеты, и трех солдат в защитной форме - они, видимо, приехали на заваленном военном грузовике. Все, кроме застреленного, навечно уснули за рулем или замерли, небрежно откинувшись на сиденья машин. Один, как заметил Сандор, даже лежал, сиротливо свернувшись в позе зародыша на заднем ряду сидений в голубой Альфа Ромео с эмблемой государственной полиции. Ему вдруг стало жутко - единственному живому среди девятерых - нет, десятерых, считая человека-решето в Порше. Пора была валить отсюда. Мост Свободы был для них закрыт. Тащить сюда Сансу было делом полубезнадежным. Если они даже смогли бы перебраться через блок - и впереди, как заметил Сандор, было еще три - четыре километра пешком с барахлом она не осилит, не говоря уже о трупах, что могут встретиться им на пути. Сандор не знал ничего о морально-стрессовой выносливо