День четвертый. Отбытие
Whatever you wanna be, don’t bottle it up You gotta let it flow This life we’re leading Whatever it is you hear, don’t bottle it up You gotta let it out It’s easy, it’s just like breathing Into a fire in your soul Even from this world of cold I watch it burn Whatever you wanna give, it’s in your hands You gotta give it all This life we’re leading Whatever it is you think that you don’t get Will be revealed It’s easy, it’s just like kneeling Into a fire in your soul Even from this world of cold I watch it burn What it is that you don’t get I know it’s all inside your head Now close your eyes for me and hum The perfect song for me Hold my heart and feel it drum What it is that makes it hard Is just a fog outside your heart Yes it’s scary, but I know it’s only temporary, ooh Let it flow and let it out Waving at the sun K’s Choice. Waving at the sun
Санса проснулась от боли в спине и не сразу смогла сообразить, где она и почему ей так неудобно. Вокруг было полутемно, и лишь неровная полоска света на блестящем полу помогла ей вспомнить, что она спала в исповедальне церкви Святого Стефана, и где-то там, неподалеку от нее, должен быть Сандор. Сандор, с которым она вчера вечером так безобразно поссорилась - и вина была полностью ее. Санса села на скамейке и прикусила губу. Голова была тяжелая, как чугунок, что висел на монастырской кухне сестры Аньезе для красоты, пока не отключили электричество и им не пришлось подогревать воду для мытья жирной посуды. Санса помнила, как побулькивал котелок над огромный очагом в вечно жаркой кухне, и как трещал огонь, когда на него попадали брызги закипающей воды. Надо было ловко двойной рукавицей снять тяжелую емкость и аккуратно, не облившись, отнести к ее к раковине, заткнутой пробкой. Удобнее было делать это вдвоем - один подливает кипяток, разбавляя остывающую воду, а другой намыливает и смывает оранжевую от томатного соуса пену. Методичное, требующее сноровки занятие. Отсутствие привычных удобств делало жизнь сложнее - и в чем-то проще. По крайней мере, никто больше не чувствовал себя не при делах - работа находилась для каждого. Чем меньше вокруг становилось народа, тем ценнее ты становился, во всех смыслах этого слова. Но теперь ей было неоткуда ждать подмоги - а мысли кипели в голове, как вода, про которую забыли. Что было делать с Сандором? Стоило, конечно, извиниться вчера с вечера, по горячим следам, но Санса почему-то этого не сделала. А теперь, возможно, уже поздно. Возможно, он ее уже бросил - просто ушел, уплыл, уехал один со своим котом, и ей придется выпутываться самой. Это пугало Сансу - она не привыкла обходиться без помощи или путешествовать в одиночестве, а ей еще нужно было забрать Арью, которая прозябала где-то в центре Падуи, в лингвистическом лицее - вернее, в пансионе при школе. Санса мрачно подумала, что сестра-то как раз, при ее абсолютной приземленности и немыслимой, почти неприличной жизнеспособности, скорее бы могла в целости и сохранности добраться до Венеции и забрать ее саму. Но сестре было пятнадцать, тогда как она, как старшая, должна была нести ответственность за обеих. А Сандор - дело было даже не в том, что она отчаянно в нем нуждалась. Она повела себя некрасиво, утонув с головой - уже не в первый раз - в книге и войдя в образ главной героини, и безо всякого повода наехав на единственного человека, который захотел в этой сюрреалистической ситуации быть с ней, с Сансой, рядом. Все выглядело запутанно и странно, а главное - она была неправа, и ей нечего было предъявить в свое оправдание. Санса не умела и не любила извиняться - ей на глаза всегда наворачивались слезы, и это выглядело совсем уж смешно. Но выбора у нее не было - надо было выбираться на свет, выходить из кабинки и делать первый шаг - если еще было к кому. Она встала и, отодвинув колышущуюся занавеску, шагнула в сторону рядов деревянных скамеек. Протирая глаза от неяркого света, льющегося сквозь узоры и причудливые фигуры средневековых многоцветных витражей, Санса прошла к центральному проходу, ведущему к алтарю, и по пути с ужасом осознала, что исповедальня под надгробием неизвестного кондотьера, где должен был ночевать Сандор, судя по отодвинутой гардине, пуста. Неожиданно ноги налились свинцом - идти было чем дальше, тем невыносимее, словно в нее вцепился десяток трупов, что тащили ее назад, во мрак. На всякий случай она доковыляла до кабинки и заглянула внутрь. Никого. На скамейке лежала белая алтарная свеча - изогнутая и сплющенная, словно ее с силой мяли в кулаке. Санса вздохнула и, повернувшись, потащилась обратно. По пути она взглянула на свой драный подол и уныло подумала, что раз уж все равно никого нет, то стоит как-то привести себя в порядок. Вечером Сандор дал ей куртку, но проснулась она без нее - стало быть, он заходил, пока она дрыхла, и забрал ветровку. Санса с испугом уставилась на свое импровизированное ложе. Куртка валялась под лавкой. Это обнадеживало. Хотя он мог уйти и без куртки - в конце концов, сейчас каждый из них мог одеться от Прада или любого другого модельера, в зависимости от предпочтений (она невольно погладила гладкий шелк испоганенного насильниками платья). Что там какая-то ветровка?.. Санса кое-как обмотала непромокаемую ткань вокруг пояса. Уже лучше - хоть не так срамно. Стоило пойти домой и переодеться - а потом сесть и хорошенько подумать, что ей делать. На голове, судя по ощущениям, было воронье гнездо. Санса досадливо разодрала свалявшуюся косу, расплетая спутанные пряди. Хоть она и одна - это не повод опускаться. Так можно быстро скатиться до состояния зверя - все равно же никто не смотрит. Мать учила ее: «Держи и веди себя так, словно ты входишь в бальный зал, даже если ты в шортах. Синьора видна не по одежке, а по повадке. Пока ты это помнишь - и другие это почувствуют». Ага. Сказать бы об этом насильникам-людоедам. Или все от того, что она забыла, кто она есть, и вела себя недостойно? Стащила платье, таскалась в поисках парня по городу одна... Санса устало потерла лоб. Если бы она сидела дома и просто ждала - ничего бы не случилось. Или случилось бы все равно - только до конца, и Сандор бы не успел. Все эти правила - они ничего не значили в этой нелепой реальности. Или тогда, в доках Арсенала, она запятнала себя навечно, и каждый мужчина, что касается ее, знает. Понимает, что она такое... А интересно, Сандор тоже? Эта мысль словно обожгла ее - до дрожи, до слез - стало страшно. Может, он понял - и поэтому сбежал? Нет, не думать об этом. Санса помотала головой, позволяя волосам рассыпаться по плечам, и решительно зашагала по центральному нефу, мимо молельных скамеечек - на некоторых были отставлены библии в скромном черном переплете из кожзаменителя, мимо картин, надгробий и фресок. Она медленно обогнула могилу дожа Морозини на полу перед дверью. Сколько Санса помнила, стемма всегда была огорожена, но сейчас оградка с канатами отсутствовала, равно как и деревянное распятие и подставка для священного писания в виде орла - бог знает, кому они могли понадобиться. Центральная парадная двустворчатая дверь, пропускающая в церковь небольшую порцию яркого утра сквозь узорчатое, словно слепленное из сотен донышек бутылок, стекло, как во всех итальянских храмах, была намертво заперта. Конная статуя кондотьера Контарини над дверью поблёскивала начищенной медью - и все так же известный полководец ехал в вечность на верном дестриере. Проход, через который они вчера зашли, была плотно прикрыт и заложен доской. Санса недоумевающе огляделась - если закрыто изнутри, где же тогда Сандор? Спрятался, чтобы ее напугать? Спит в чьей-нибудь гробнице, даром что исповедальни такие тесные, что ему надо было бы сложиться втрое, чтобы устроиться на дурацкой скамейке? Отомкнул тайный выход на канал под алтарем и уплыл - благо вода сейчас стоит низко? Дверей, впрочем, в церкви хватало. Санса внимательно прошла вдоль стен, осматривая каждый угол. Она заглянула в помещение ризницы - никого. А вот спать там можно было лечь с куда большим удобством. Санса метнула сердитый взгляд на «Тайную Вечерю» Тинторетто и, как всегда, дернулась от раздражающей ее лохматой блондинки, изобра