Она повернулась и посмотрела на президента.
— Покажите, где моя комната, — сказал Маковски.
— Здесь, президент, — ответила она, показывая по коридору направо. Маковски пошел за ней. Он слышал, как за его спиной открываются и закрываются двери. Должно быть, Хеклер, или как его зовут, что-то собирается объяснить этому сборищу застывших на морозе остолопов. Не все ли равно, что объяснять. «Ударникам» нужны прежде всего хорошая форма, оружие и немножко власти. Как охранникам тюрьмы.
Глава пятая
Ноги у Дэвида Холдена чуть замерзли, и ему вновь пришлось согревать их ходьбой. Он добровольно вызвался сменить на посту у входа в Пещеру Голландца молодого индейца из Калиспела. Тот стоял на часах с четырех утра и вконец окоченел.
Пройдя вдоль гребня холма, Холден спустился в глубокий снег. Его не удивило, что ногам здесь стало теплее, хотя продвигаться тут было труднее. Пронизывающие циклоны намели здесь сугробы, доходившие ему выше колен. Он поправил ремень, приподнимая винтовку повыше. М-16 — мощное и надежное оружие, но не стоит волочить ее по снегу без особой надобности.
Холден прошел мимо входа в главную пещеру — снаружи обманчиво маленького. Но стоило пройти несколько ярдов, чуть согнувшись, как перед тобой открывался широкий и высокий свод, с которого свисали, как будто навсегда замерзшие пятнадцатифутовые сталактиты.
Холдену хотелось вернуться с Рози сюда, когда все это закончится. (Если только они оба выживут.) Первозданная красота этих мест выглядела непостижимой, жестокой, но странным образом успокаивающей.
— Рози, — прошептал он.
Холдену не хватало ее больше, чем он мог поначалу представить. Нет, его любовь к погибшей жене и детям не уменьшилась. Просто Холден любил Рози больше любого живого существа. Порой, в одиночестве, он с тяжелой откровенностью признавался себе, что так, как ее, никогда и никого не любил в жизни.
Его душа умерла в тот самый день, когда ФОСА, заявив о своем существовании, убил Элизабет с детьми в университете. Казалось, этот день был так давно, но в его сознании он сохранился до мельчайших подробностей, словно все происходило вчера.
Рози вновь вдохнула в него жизнь.
Порой Холден рассказывал себе — напоминая торговца, пытающегося привлечь недоверчивого, но выгодного клиента — о том, что они с Рози будут делать, когда война за свободу победоносно завершится. Он отправится с ней в Швейцарию, она вновь увидится с его тестем Томасом Эшбруком и познакомится с матерью Элизабет, Дайаной. Холден предполагал, что Рози и Дайана понравятся друг другу.
Тогда найдется время поразвлечься.
Он никогда не ходил с Рози ни в ресторан, ни в дансинг, ни в кино, ни даже в кафе-мороженое. У них не было многого из того, что бывает между людьми, которые любят друг друга и хотят пожениться.
Кстати, когда война наконец закончится, они первым делом поженятся. И свадьба будет что надо. Может, с обилием гостей, может, в узком кругу. Рози все хорошенько обдумает. Женщины любят подробно планировать такие вещи. Холден вспомнил свою свадьбу с Элизабет. Нет, гостей обязательно будет много. Все «патриоты» из Метроу, других городов, а также Лютер и его ребята.
Он был уверен в том, что когда борьба завершится, Лютера Стила, Билла Раннингдира, Петровски, Лефлера и Блюменталя оправдают за их помощь «Патриотам». Но сперва должен появиться настоящий президент, человек, пост которого Роман Маковски занял, позаботившись об устранении истинного президента.
Маковски.
Холден вздрогнул, на миг, борясь с ветром, сорвал перчатку и закурил сигарету. Ему нравилось стрелять их у Рози. Забавная шутка. Затянувшись и надев перчатку, он двинулся дальше. Разумом он понимал, что от курения сжимаются кровеносные сосуды, а от этого острей ощущаешь холод. Но он ощущал прилив тепла, пусть даже чисто психологически. В конце концов, в сигарете горит огонь.
Маковски.
В качестве спикера Палаты представителей Маковски воплощал все плохое, что произошло с Америкой за эти годы. Повышение налогов, усложнение законов, ограничение свобод, контроль над каждым шагом на жизненном пути, приостановка Билля о правах, все больше и больше бумажной работы во имя этих сомнительных целей, все больше денег на эту работу. А как следствие — новое повышение налогов и процесс идет по новому кругу.
Президент. Маковски — президент.
Эти слова противоречили друг другу. Независимо от того, как часто и с какой интонацией они произносились. Язык просто не поворачивался их промолвить. А будучи сказанными, они оставляли горький привкус.
Холден услышал звук, похожий на удар топора по дереву, оглянулся направо и налево, побежал к скалам в ста ярдах от него, упал, встал на ноги, вновь побежал и опустился между скалами в снег, доходивший ему до плеч.
Глаза его пристально смотрели на появившийся вертолет.
Не проводят ли они рекогносцировки?
Или просто Роман Маковски летит в форт, столь безвкусно названный его именем?
Нет. Маковски летел бы в боевом вертолете или в сопровождении таких машин.
Но если разведка Боба Тубирса сработала точно, то Маковски все-таки прибывал сюда (или уже прибыл), а значит, нельзя было не воспользоваться шансом взять его в заложники и положить конец насилию.
Но такая возможность слишком хороша, чтобы стать реальностью. Дэвид Холден подумал, что здесь кроется ловушка, непременно кроется.
Но порой даже ловушек избегать не стоило.
Смит мягко придерживал Араби за холку. Глаза кобылы были широко раскрыты, но не от страха перед ним.
— Успокойся, детка, — прошептал он.
Смит взглянул на вертолет, почти скрывшийся за горизонтом, а потом на Уиздома. Паренек хорошо управлялся с конем.
Когда они вышли из небольшого узкого ущелья, вертолет внезапно оказался прямо перед ними. Ветер гудел так сильно, что заглушал рев моторов и прятаться было поздновато. Смит скатился с седла и, укладывая Араби в снег, приказал Уиздому сделать то же самое. Паренек среагировал тут же, но уложить лошадь в сугроб ему оказалось труднее. «Что ж, такие вещи не делаешь ежедневно», — напомнил себе Смит.
Они следили за вертолетом, успокаивая лошадей.
— Если нам понадобится «Хеклер и Кох», надо будет сработать побыстрее, Уиздом, — сказал Смит.
— Да, Мэтью.
Но вертолет уже исчез из виду.
Смит помог Араби встать и, слегка придерживая ее за поводья и гриву, прыгнул в седло и выпрямился.
Уиздом попробовал сделать то же самое, но его лошадь дернулась, и он упал навзничь. Лежа в снегу, Уиздом посмотрел на Смита и пробормотал:
— Ты — белый человек, а я — индеец. Как мог ты оказаться лучшим наездником?
— Очень мало способностей передается людям по наследству, остальному приходится учиться.
Паренек кивнул.
Смит взял серую лошадь за поводья, передал их Уиздому, и парень, стряхнув снег с автомата, с решительным видом схватился за луку седла обеими руками, прыгнул на спину коня, поправил ремень винтовки, кивком показал, что готов, и Смит хлопнул каблуками по бокам Араби.
Скоро они будут на месте встречи.
Смит раздумывал, правильно ли он поступил, беря паренька на такое мероприятие. Но ведь мальчик не станет мужчиной, если ему не предоставить шанс. А Смит слишком уважал Уиздома, чтобы не дать ему такой возможности…
— Тысячи людей эмигрировали из Соединенных Штатов в Канаду, в Латинскую Америку, кое-кто даже возвратился в Европу. Как американцы мы не можем не испытывать неприязнь к тем, кто отказался от борьбы за наш общий дом. Но были и тысячи других, воспользовавшихся насилием, убожеством и беспорядком ради собственной прибыли. Они — инициаторы всех бедствий. И сегодня я дал распоряжение Лютеру Стилу, назначенному на должность директора ФБР, предпринять все возможные усилия для сотрудничества со всеми федеральными, региональными и местными правовыми структурами для того, чтобы этих людей привлекли к суду.