Больше тридцати пяти километров в час мы выдать не смогли. У наших преследователей тоже была схожая проблема и нам даже удалось увеличить разрыв за два с половиной часа такой гонки, правда, не намного — всего в два раза.
Хорошо то, что они хоть прекратили обстрел корабля и щиту не требовалось больше тратить ману на отражение снарядов. Но судя по всему, боестолкновения не избежать.
— Мира, на счёт три разворачивай волну в их направлении. Попробуем ударить их на встречных курсах, — произнёс я, готовясь к резкому манёвру.
— Готова, — сказала выдавливающая из себя максимум усилий Мира.
— Три, два, один!
В одно мгновение часть волны продолжила движение вперёд, но несущая нас часть рывком сменила направление на противоположное. Вскоре к ней присоединились новые потоки воды, и мы понеслись на наших противников, которые отреагировали на наш манёвр с задержкой — они явно не понимали, что мы делаем. А потому лишь спустя четыре минуты начали менять направление и сбрасывать скорость.
Но было уже поздно. Мы уже были в зоне поражения нашего главного калибра. Не обращая внимания на вновь открывших по нам огонь кораблей, я активировал единственный хаотический снаряд, который был у нас на борту.
Не знаю, что там намудрил Лингрет, но уже через мгновение один из кораблей противника превратился в желе, которое начало быстро растворяться в морской воде. Притом на борту корабля не осталось ни одного живого. Но и высвобождения некроэнергии также не произошло.
Один из кораблей полностью остановился для обследования того, что осталось от уничтоженного корабля, а вот третий развернулся и открыл по нам огонь уже не оружием, которое должно просто вывести корабль из строя, а полноценным оружием, созданным для уничтожения. К счастью, меткость была отвратительной и в следующие четыре минуты преследования в нас попало всего два снаряда из более чем десятка. Вот только наш щит смог удержать лишь один снаряд. А второй на полной мощности ударил в борт корабля, когда я пытался увернуться от него, после чего в сильнейшем взрыве исчезло больше пяти кубометров корпуса корабля, а меня швырнуло от штурвала за борт. Не будь я пристёгнут к палубе металлическим тросом, то скорее всего, на этом моя жизнь и закончилась бы. А так я повис над водой на высоте полуметра от неё на тросе. На повреждения тела от такого резкого рывка я решил не обращать внимания. Главное — выбраться обратно на палубу и вернуть управление над кораблём, который начал крутиться в разные стороны, лишившись контроля над штурвалом. Я почувствовал, как вода пыталась нормализовать положение корабля, явно управляемая Мирой. Только благодаря этому я и не летал на тросе как букашка.
С трудом, но мне удалось затянуть себя обратно на борт корабля и сразу же схватить штурвал телекинезом. Он у меня был не столь сильный, как хотелось бы, но стабилизировать немного корабль удалось, и лишь когда я уже сам смог добраться по ходящей из стороны в сторону палубе до штурвала, удалось нормализовать полноценно курс корабля.
За прошедшие с момента попадания полторы минуты противник подошёл к нам почти вплотную. Лишь то, что мы продолжали двигаться на волне, не позволило ему подойти к борту. Стоило нам стабилизировать курс — и я открыл огонь по кораблю из артефактов с низкотемпературной плазмой. Только если у нас в поножах были копья плазмы, то тут были целые ракеты, наверное, по размеру. Ещё в начале мы пробовали ими повредить корабли, но тогда их щиты были сильны. Сейчас оставалось надеяться на то, что накопители за время гонки у них, как и у нас, серьёзно истощились.
Так, в принципе, и произошло. Десять снарядов их щит выдержал, одиннадцатый прорвался сквозь щит, потратив больше половины энергии на прорыв. Вот только сразу же щит восстановился, и корабль отвернул в сторону от нас. Наш последний снаряд лишь подпалил палубу, которая была всего секунд за десять потушена. Но корабль передумал нас преследовать и, развернувшись, направился в сторону уничтоженного нами корабля.
— Мира, убирай волну, — произнёс я по ментальному разговорнику. — Дальше на двигателях пойдём. — Но ответа не услышал. — Мира? Мира? — Молчание меня испугало, и я, застопорив штурвал, кинулся на нижнюю палубу к месту, в котором она находилась. К счастью, Мира была жива, но она была в глубоком трансе и не воспринимала окружающий мир. Ей пришлось едва ли не слиться сознанием с водой вокруг корабля, чтобы стабилизировать его положение. — Ну твою же мать. Извини, — произнёс я и дал сильнейшую пощёчину, которую мог.